А не роботы ли они, подумал Чернов, и мысль его не противоречила предыдущей — о персонажах из фантастического фильма. Только роботы, как он себе представлял, должны что-то конкретное совершать, что-то производить, разрушать, носить, строить, налаживать, поскольку они суть производное человеческого таланта и для подмоги человеку же созданы. А тут никому никакой подмоги, некий хаос и разброд.

И следующая мысль: а если они — люди, а не роботы?.. Чернов попытался кого-то задержать, задать вопрос, пристраивался к идущим и заговаривал на разных языках — никакой реакции. Если и люди, то зомбированные, закодированные, лишённые воли. Все термины — из той же фантастики… Впрочем, не реагируя никак на ненормального субъекта в холщовой одёжке, они — люди-нелюди, роботы-нероботы — не мешали ему войти в ворота, затеряться в их потоках, уворачиваться от излишней целенаправленности (всё-таки роботы…), проскочить какую-то мощённую булыжником площадь, куда выходили фасады четырёх зданий, каждое из которых походило немного на католический храм (явные готические элементы в архитектуре…), немного на мечеть (башня с площадочкой на самом верху…), немного на венецианский дворец (ажурная, просто воздушная балюстрада на уровне второго этажа…), немного на магазин ГУМ в сердце Родины Бегуна (ангарообразность…). Персонажи в плащах также входили в эти здания и выходили обратно, а Чернов не стал экспериментировать, нырнул в узкую улочку, поднимающуюся в гору (ну, Толедо…). Промчался по ней, обходя всё тех же men in black, завернул на другую — пошире, ещё одна площадь с похожими зданиями, ещё улочка, ворота и…

И он оказался по другую сторону крепостной стены, за которой лежал собственно город, увиденный Черновым с того берега реки.

В принципе, это был тот же Вефиль, только выросший раз в сто и постаревший на тысячу лет, выросший как в ширину, так и в высоту, этажей местами сразу на пять выросший, добротно замощённый, познакомившийся с производством стекла для по-прежнему не слишком больших окон, придумавший розничную торговлю и с ней — магазины, лавки, уличные рынки, поставивший фонари вдоль тротуаров, отделяющих пешеходов от проезжей части, по которой громыхали конные экипажи, довольно частые и разнообразные, а по тротуарам, как уже сказано, сновали пешеходы — и мужчины, и женщины, и дети с корзинами, мешками, вообще налегке, одетые просто, но разнообразно, как, знал Чернов, одевались в южной Европе веке эдак в шестнадцатом. И Чернов в своих рубахо-штанах не выглядел белой вороной, а казался вполне обычным гражданином неведомого города, правда, — из бедных граждан, из низов.