И всё.

Что за бредятана, подумал Чернов, откуда у меня эта бумажка? Опять он не помнил ни хрена… Или кто-то засунул её в карман рибоковской куртки, пока Чернов пребывал в эпилептиформном выключении?.. Тогда этот «кто-то» его и выключил — по логике. Чтоб, значит, засунуть в карман бумажку. И одновременно зачем-то донельзя изгваздать одежду, избить безжалостно, выколоть птичку и надпись «Исход»…

Исход — откуда куда?

К кому эти десять заповедей, к какому такому Моисею?..

То, что это заповеди, подтверждало их число, а также назойливое «помни» и постоянное пиететное обозначение кого-то с помощью местоимения и с прописной буквы. Опять по логике — Бога… А кто тогда Моисей?.. Ну уж точно — не Чернов, увольте!..

Чернов отложил листок, встал, подошёл к окну. Сквозь по-зимнему грязноватое стекло виден был край парка. Пошёл снег. Хлопья падали крупные, будто нарезанные из бумаги для ёлочного рождественского представления. Хлопья падали вертикально и медленно, погода стояла тихая-тихая. А улица внизу обезлюдела. Получалось, что снег разогнал народ по домам, по конторам, по школам…

Странный какой-то день выдался.

Чернов почему-то — не ко времени и не к месту — представил себе мысленно лето, жару, длинную-длинную дорогу, тянущуюся вдоль медленной-медленной реки, и себя самого — устало и обречённо бегущего по ней куда-то. И сразу ощутил где-то на уровне поджелудочной железы липкий и жгущий изнутри страх, который он до сих пор успешно давил в себе, не давал вырваться… Да что же, чёрт возьми, происходит, возмутился он, опять пытаясь заглушить этот страх, что ж меня так заколбасило? Человек я или тварь дрожащая?.. Цитатой, жаргоном, привычными литературными штучками опускал ситуацию и в то же время по-берсеркерски распалял себя, разжигал злость — не на кого-то или на что-то, а просто так — ну, быть может, на себя любимого! — как всегда делал это в спортивном прошлом перед стартом. Особенно когда соперники того стоили, когда злость действительно — позарез. И ведь помогало — тогда, в спорте… А сейчас кто соперник?.. Кто — неизвестно, но сволочь большая и силён, судя по всему, необычайно… Взглянул на картину неизвестного художника, висящую над столом: там всё так же безустанно бежал по красно-жёлтой пустыне босой бегун в белых одеждах. Бегун на картине, Бегун перед нею… Тот бежит, а этот?.. Неуж-то добегался Бегун?..

И на автомате отметив, привычно ёрничая: веришь в сверхъестественное, старичок, докатился, действительно добегался, вон даже сам себя с большой буквы величаешь… и бешено, сшибая на бегу кресло, рванул к письменному столу, цапнул давешний проклятый листок, мухой пробежался по строкам, упёрся взглядом в назойливо повторяющееся: помни, помни, помни, помни…