— Скидки иное дело, оптовые, накопительные, индивидуальные — я вовсе не против, да ты, трепливый гоблин, ишь как силён перечить, не добравшись до сути вопроса! То скидки, а то формальным образом утверждённые цены.

— Это только вы, хумансы, через пень-колоду подходите к вопросу ценообразования! Так же и обедаете — суп, жаркое, под конец пивка кружечку, тьфу, есть же на свете бестолковые народы! Мы вот завсегда со вкусного начинаем, то бишь с пива собственно, оттого и мясо у нас — во, не ваши жилки да кашица!

— А вы!

— Зато вы!

Оцениваемые гоблины восседали на длинной лавке тесным рядком нахохленных ворон. Фуфайки они стащили и теперь олицетворяли собой картину «Представители всеразличных слоев дримландского социума в анатомическом плане». Тощий Чумп был словно бы перевит под дублёной кожей тонкими, но прочнейшими верёвками сухожилий. Зембус смотрелся по-прежнему нескладным — наработанные оружейные мышцы распирали испещрённую шрамами шкуру каждая сама по себе, создавая картину не единого целого, а целой кучи отдельностей. Хастред подчёркнуто развернул природно широкие плечи, втягивал брюхо, нагло норовившее вылезти из-под широкого ремня — высматривал девиц, однако сегодня в храме с девицами было бедновато. Наконец, Вово, замыкавший ряд, громоздился безразмерной грудой литых мускулов — и, кстати, озадачивал генерала не на шутку, ибо даже синяками не был помечен. Такой скорости восстановления Панк за свою насыщенную жизнь ещё не видывал. Будет неудивительно, если у него и оттяпанные руки отрастают как у того лепрекона. Видимо, туда он и ест.

— Ходить мне с покорёженным рылом, — тоскливо предположил Чумп, наблюдая во все глаза за торгом. Членораздельные выражения у обеих сторон подошли к концу. Генерал и казначей шипели, брызгали слюной на бдительных троллей и загибали пальцы, не то отмечая договорные цены, не то попросту понтуясь. — Чтоб за мою-то рожу тридцать монет отстегнул хотя бы и соплеменник… хех.

Хастред, отчаявшись высмотреть среди бритоголовых хоть одну женскую фигуру — а ведь были, были среди далзимитов женщины, сколько раз видел, ещё сам вечно сетовал, что, будучи упитым в седло гоблином, не больно-то произведёшь впечатление, — изучал свою руку, на которой тетива оставила глубокую рваную рану. Края пореза взялись ломкой коричневой корочкой, длань ныла немилосердно, однако боль была хорошая, какая обычно сопровождает шустрое исцеление Древних. Может, и правда — ну их, этих жрецов? Само затянется, даже не через неделю, а на ходу, достаточно забинтовать потуже и не наказывать больше конечность хлёсткой тетивой. Однако рядом стоически кривился Зембус — этот пострадал почище всех, если ждать, пока отлежится и он, гномы успеют срыть Хундертауэр до основания, воевать станет не за что.