Но каким-то чудом, которое Конал никак не мог объяснить, Нигель, совершенно не готовый к атаке сына, все еще оставался жив, несмотря на сильнейший удар. Его дыхание было слабым и прерывистым, кожа липкой от пота, и он не реагировал ни на какие попытки Конала поднять его, но на шее прощупывался слабый пульс. Во рту Нигеля была кровь: он прикусил язык, когда забился в конвульсиях, и Коналу пришлось закрыть невидящие глаза, потому что сами по себе они не хотели закрываться.
Но хотя пульс стал ровным через минуту или две, ничто другое в состоянии Нигеля не менялось. Конал с опаской попытался прощупать его мозг и обнаружил только туман, который бывает в голове у человека, пребывающего без сознания. В памяти блуждали тени обширной травмы, нанесенной телу и разуму, но даже Конал, зная, что искать, не обнаружил никакой подсказки на то, как все случилось или по чьей вине.
Собственное сердцебиение Конала стало успокаиваться, когда он понял: его, по крайней мере, не смогут ни в чем обвинить. Отстраненная, незнакомая часть его стала хладнокровно разрабатывать версию, при помощи которой он объяснит состояние отца, не беря никакой вины на себя. Кое-что из доводов и логических ходов был подсказано воспоминаниями мертвого Тирцеля Кларонского, как с испугом и удивлением обнаружил Конал.
Ему доводилось видеть людей в похожем состоянии и раньше — обычно более старшего возраста, чем Нигель, которому еще не исполнилось и сорока — но случалось, и более молодые оказывались в подобном положении. Врачи расходились во мнении, возлагать ли вину на мозг или сердце. В любом случае, последствия были очень похожи на те, которые Конал сейчас наблюдал у отца. Выздоровление, если вообще человек выздоравливал, проходило очень медленно и тяжело, и жертва могла несколько дней, недель и даже месяцев лежать без сознания, а потом долго оставаться парализованной и лишенной способности говорить, причем последнее могло длиться вечно.
Но в случае отца было одно исключение: Конал знал, что эта жертва не пойдет на выздоровление, пока кто-то не сможет повернуть вспять содеянное им. Сам он не представлял, как повернуть процесс вспять, потому что, вообще, не мог объяснить, как привел отца в это состояние. А если кто-то другой выяснит истинную причину состояния Нигеля, то в конце концов придет к выводу, что во всем виноват Конал.
Значит, он не должен допустить, чтобы кто-то узнал о его участии. Чувство вины усиливалось с каждым новым, ужасным поступком, совершенным им, но он не смел признаваться — особенно сейчас, когда корона была в пределах досягаемости.