Мужчина, тоже предположивший, что Скотос сильнее, уставился на Ршаву так, будто не поверил собственным ушам. Его примеру последовали и все, кто находился в таверне. Глаза распахнулись. Челюсти отвисли. Несколько человек очертили солнечный круг.

— Ересь! — воскликнул кто-то. — Ересь от священника! Значит, дела и впрямь хуже, чем я думал.

— Ну не знаю, — отозвался кто-то другой. — Когда посмотришь на все, что пошло наперекосяк в последнее время, то поймешь, что в его словах больше смысла, чем хотелось бы.

— Лжец! Ты сам еретик!

Еретик или нет, но обвиненный в ереси врезал обвинителю кулаком в нос. Это воспламенило всех в таверне, подобно факелу, поднесенному к пропитанным маслом дровам. Люди орали друг на друга, дрались, лягались и кусались. Он били друг друга кружками, а потом и кувшинами с вином. Трактирщик испустил театральный вопль ужаса, но никто не обратил на него внимания.

Кто-то с размаху наступил Ршаве на ногу, и он вскрикнул от боли.

— Мерзкий и бесстыжий еретик! — гаркнул другой мужчина и врезал прелату в живот. Ршава согнулся — и возможно, это стало для него удачей, потому что брошенная кружка лишь скользнула по его черепу. Если бы он стоял прямо, она угодила бы ему в лицо.

В ответ Ршава пнул ногой человека, который его ударил. Возможно, прелат и не сделал того типа евнухом, но результатом он вполне мог быть доволен. Приверженец ортодоксальной веры истошно завопил и рухнул, схватившись за пах.

Неподалеку блеснул нож. Мужчина, выхвативший его, самозабвенно горланил церковный гимн. Ршава направил на певца указательный палец: глаза мужчины остекленели, и он осел на пол, выронив нож. В воцарившемся хаосе этого никто не заметил — или не обратил внимания на его смерть.

Ршава огляделся в поисках человека, у которого хватило духу заявить о своей приверженности Скотосу. Но одноухого рядом не было: он или сбежал, или был забит ортодоксами. В любом случае Ршаве надо было выбираться отсюда самому… если получится.

Это оказалось нелегко. В синей рясе и с бритой головой, он стал легкой мишенью для всех приверженцев Фоса в таверне. Ршава схватил стул и, размахивая им перед собой как серпом, принялся расчищать путь к выходу.

— Что там за сумасшествие? — спросил кто-то из толпы, уже собравшейся возле таверны: зевак неотвратимо привлекали доносившиеся изнутри грохот и какофония воплей.

— Бунт грешников и еретиков, — ответил Ршава. И если в толпе ересь оценивали по другим критериям, отличным от его понятий, он не собирался вдаваться в подробные комментарии.

Следом за Ршавой из таверны, пошатываясь, вышел человек в драной тунике и указал на Ршаву пальцем.