— Понимаю. Но все равно кровь взывает к крови. Я считаю, что ты станешь патриархом — если сделаешь то, что следует, прежде чем наденешь золотое облачение. И ты должен проследить за тем, чтобы великое искушение жизни разрешилось тебе во благодать. — Небул улыбнулся, использовав слова символа веры в новом контексте.

Ршава же, наоборот, нахмурился. Он заподозрил здесь фривольность. Но какими бы ни были его подозрения, они не отвлекли священника от главного:

— Тогда зачем посылать меня в Скопенцану?

— Как ты можешь надеяться управлять всеми храмами, если не докажешь, что способен управлять хотя бы одним? — ответил Небул. — В этом назначении есть свой смысл — позволить тебе управлять храмом, научить тебя управлять им. Доказав же, что ты на это способен, ты вскоре — и я в этом не сомневаюсь — будешь возвращен в столицу. И когда-нибудь усядешься на эту скрипучую старую кушетку. А когда это случится, будь добр, вспоминай меня хотя бы изредка.

Некоторое время Ршава молчал, не зная, что на такое ответить. Наконец он негромко спросил:

— Вы искренне верите, что мне следует так поступить?

Небул еще раз обвел на груди солнечный круг:

— Это так, клянусь владыкой благим и премудрым. Ты еще понадобишься Видессу. И вере нашей ты тоже понадобишься. Я мог бы тебе приказать. Несмотря на всю твою гордость, я все еще твой церковный повелитель. Но я не приказываю. Я тебя прошу.

Ршава склонил голову:

— Да будет так. Пусть сбудется воля благого бога.

* * *

Прошло пятнадцать лет. Через несколько лет после того разговора Небул покинул сей мир, и его душа прошлась по узкому Мосту Разделителя, где должна была узнать, суждено ли ей попасть на небеса к Фосу или же рухнуть в темную бездну, в вечный лед Скотоса. Его преемник, некий Камениат, был переведен в столицу из западного города Аморион, где он служил прелатом.

Насколько Ршаве было известно, Камениат пребывал в добром здравии. Теперь это волновало прелата Скопенцаны гораздо меньше, чем в те дни, когда он только оказался на северо-восточной окраине империи. Он уже примирился и со своим назначением, и с новым городом. Это был не Видесс, столица империи. Никакой другой город империи, никакой в мире — даже Машиз, столица Марукана, западного соперника Видесса, — не мог тягаться с Видессом.

Но и у Скопенцаны имелись свои достоинства. До приезда сюда Ршава ни за что не поверил бы, что какое-либо место помимо имперской столицы может обладать своей неповторимостью, собственным характером. По его мнению, все за пределами высоких и несокрушимых стен города Видесс было только лишь провинцией. То есть скучным местом, где никогда не происходит ничего интересного, где ни у кого нет ни свежей мысли, ни желания ее услышать, и где пастухи, вполне возможно, слишком близко общаются со своими овцами.