— Она сама так представилась, — ответила Марчия. — Правда, я слышала, как ваш брат и Флавиан называют её «Алиса», но мне она сказала, что по-ибрийски её имя правильнее будет звучать «Аличе».

— В самом деле, — сказала Марика. Она как-то не задумывалась над этим раньше, но действительно: английское написание имени Алисы, «Alice», при желании можно прочесть по-ибрийски как «Аличе». Такое имя в Ибрии встречалось, хоть и не было особо распространённым. Прежде Марика не обращала внимания на это совпадение… если только это было простое совпадение. Среди тамошних языков были родственные не только славонскому, но и ибрийскому. Два из них Алиса даже знала — французский и итальянский. Так что ей виднее, как правильно произносится её имя по-ибрийски. Тем более, что в последние месяцы она его изучала по переводам нескольких книг со славонского.

Они миновали несколько безлюдных комнат и остановились у закрытой двери. Марчия положила руку на косяк и сосредоточилась. Присмотревшись, Марика увидела, что девушка отодвигает изнутри засов. Из вежливости гостьи она не стала вмешиваться, хотя могла справиться с таким препятствием секунд за десять — пятнадцать, тогда как Марчия потратила на это больше минуты.

Наконец засов был убран. Отворяя дверь, Марчия сказала:

— Проходи… только осторожно.

Предупреждение было отнюдь не лишним. Спальня — раза в полтора больше размерами, чем та, где проснулась Марика, и ещё богаче убранная, — временно превратилась в хранилище. И не просто в хранилище, а в хранилище вещей оттуда!

Марика охнула от изумления. Она, конечно, ожидала, что Алиса и отец прихватят с собой кое-какие вещи; они втроём даже составили список самого необходимого на случай вынужденной эвакуации — чтобы в последний момент не забыть ничего важного. Но Марика предположить не могла, что они перенесут столько всего!

Похоже, Алиса забрала всё своё. Абсолютно всё, за исключением мебели. Да и то — свой письменный стол, вращающееся кресло к нему, пианино и туалетный столик с зеркалом она всё-таки прихватила. Небось, попросила Стэна, а он не смог ей отказать и, бедняжка, тащил стол и пианино на своём горбу…

Сэр Генри был гораздо умереннее, но и он себя не обидел. Будучи мужчиной, он не питал слабости ко всяческим тряпкам и побрякушкам; зато его слабостью были книги — и, наверняка, все они, до единой, лежали сейчас здесь, в королевской спальне. Также отец не забыл о картинах, столовом серебре и фамильных драгоценностях.

Впрочем, подумала Марика, это нормально. Так или иначе, они покидали Норвик надолго, если не навсегда. А коль скоро под рукой была дюжина помощников (Марика не сомневалась, что все члены Совета были подняты по тревоге) и, вдобавок, в замке отсутствовали слуги (она вспомнила об этом только сейчас и решила, что это неспроста), то грех было не воспользоваться случаем и за оставшееся до полуночи время не забрать всё, что только можно забрать. Добро, если после исчезновения хозяина и его наследницы Норвик окажется под опекой надёжного и порядочного человека; но вдруг заявятся родственнички, которые не прочь умыкнуть всё, что плохо лежит…