— Посторонитесь, — раздраженно сказал Эсдан своему надсмотрщику. — Я не собираюсь налить вам на башмаки.

Взамен парень шагнул вперед, уперев пистолет ему в пах.

Задьйо сделал чуть заметный жест. Парень отступил на шаг. Эсдан вздрогнул и внезапно пустил струю фонтаном. Он был рад, даже и в судороге облегчения, увидеть, что парень отступил еще на два шага.

— Почти как человеческий, — пробормотал парень.

Эсдан с деликатной быстротой убрал свой коричневый инопланетный член и застегнул штаны. На нем все еще были контактные линзы, скрывающие белки его глаз, и одет он был, как арендный, в грубую одежду тускло-желтого цвета — единственно разрешенного городским рабам. Знамя Освобождения было того же тускло-желтого цвета. В здешних местах цвет неподходящий. И тело под одеждой тоже неподходящего цвета.

Прожив на Уэреле тридцать три года, Эсдан привык к тому, что его боятся и ненавидят, но никогда прежде ему не приходилось сдаваться на милость тех, кто его ненавидит и боится. Эгида Экумены укрывала его надежно. Ну надо же быть таким дураком — оставить посольство, где он хотя бы пребывал в безопасности, позволить схватить себя отчаявшимся защитникам проигранного дела, способным причинить много зла не только ему, но и посредством его. На какое сопротивление, на какую выносливость он способен? К счастью, у него невозможно выпытать никаких сведений о планах Освобождения, поскольку он и сам ни черта не знает, что поделывают его друзья. И все-таки — надо же быть таким дураком.

Вновь оказавшись в машине, стиснутый на сиденье так, что кроме хмурых мин парней и бесстрастной бдительности оги, смотреть ему было не на что, он опять закрыл глаза. Здесь дорога была ровной. Убаюканный скоростью и тишиной, он впал в постадреналиновую дрему.

Когда он окончательно проснулся, небо было золотым, и две из малых лун уже поблескивали на фоне безоблачного заката. Машина тряслась на боковом шоссе, которое огибало поля, сады, посадки леса и строевого тростника, огромный поселок полевого имущества, опять поля и снова поселок. Они остановились у пропускного пункта, охраняемого одним человеком, который бегло глянул на них и махнул рукой, чтобы проезжали. Дороша шла через огромный, раскинувшийся на холмах парк. Местность казалась Эсдану знакомой, и это его встревожило. Кружево ветвей, оплетающих небо, изгиб дороги вдоль полей и рощ. Он знал, что вон за тем длинным холмлм должна быть река.

— Это же Ярамера, — сказал он вслух.

Никто не промолвил ни слова.

Годы, десятилетия тому назад, когда он пробыл на Уэреле не больше года, для сотрудников посольства был устроен прием в Ярамере, крупнейшем поместье Вое Део. Жемчужина востока. Образчик эффективного рабства. Тысячи единиц имущества: работающих на полях, фабриках, заводах поместья, обитали в огромных поселках, почти городах, огражденных стенами. Повсюду чистота, порядок, прилежание и умиротворение. И дом на холме над рекой, целый дворец с тремя сотнями комнат, уставленных бесценной мебелью, с картинами, статуями, музыкальными инструментами — ему припомнился частный концертный зал со стенами, выложенными стеклянной мозаикой по золотому фону, и святилище Туал — единый громадный цветок, вырезанный из благовонной древесины.