Николас вскинул голову, не заподозрив ничего странного в вопросе.

— На цепочке, что висит на столбе у моей кровати. Он принадлежит папе маленького мальчика. Мне запретили его трогать, — равнодушно добавил он. — Он для того, чтобы отгонять дьявола.

Атайя едва не рассердилась.

— Мне плохо от этого камня, — объяснила она. — Ты не мог бы положить его в темное место, чтобы я его не видела? Тогда мне будет лучше.

— Но мне же запретили к нему прикасаться, — повторил Николас.

— Мы никому не скажем, — задыхаясь, проговорила принцесса. — Это будет наш секрет. Просто позаботься, чтоб он очутился во мраке.

Брат продолжал смотреть на нее с сомнением.

— Так это просто игра?

Атайя прикусила язык, чтобы не выругаться, впадая от боли в отчаяние. Принцессе давно не приходилось использовать все свое терпение в общении с детьми — или им подобными, — и ей казалось, что разговор с Николасом столь же безнадежен, как попытка вразумить Дарэка. Душераздирающий разговор.

— Ну, да… да, это такая игра.

Николас небрежно пожал плечами, словно ему было все равно, в игре он или нет. О чем бы ни думал принц, он пошел во внутреннюю кладовую и через минуту вернулся с самодовольной улыбкой.

— Положил ее в мой ночной горшок, — сказал он, хихикая.

Атайя ощутила, что голова проясняется, хотя недомогание оставалось.

— Спасибо, Николас. Теперь мне намного лучше. — Она сделала паузу и спросила: — А как ты себя чувствуешь?

— Башка болит, — ответил он, ссутулившись. — Очень сильно.

Как и моя, когда в ней закупорилось слишком много магии. Но меня по крайней мере истязала собственная сила, а не чужая.

Атайя присела на корточки рядом с ним, откинув накидку, чтобы не мешала.

— Тебе здесь нравится? — спросила она, обведя комнату рукой.

Николас повесил голову и начал дергать себя за волосы.