Рейстлин снова достал из кармана платок, мокрый от его собственной крови. Один долгий миг он смотрел на него, размышляя.

— Карамон, — позвал он.

— Да, Рейст? — Карамон повернулся в радостной готовности услужить. — Я могу что–то для тебя сделать?

Им придется провести вместе много лет, вместе трудясь, вместе деля кров и пищу, вместе сражаясь. Карамон видел, как брат убил его. Рейстлин видел, как убивал сам.

Удары молота. Один за другим.

Рейстлин глубоко вздохнул:

— Да, братец. Ты можешь кое–что для меня сделать. Пар–Салиан дал мне рецепт микстуры, которая может облегчить мой кашель. Ты найдешь рецепт и его составляющие в моей сумке, там, на стуле. Если бы ты смешал их для меня…

— Конечно, сделаю, Рейст! — возбужденно сказал Карамон. Он не мог выглядеть более довольным, даже если бы брат осыпал его горой стальных монет и драгоценных камней. — Я не видел чайника, но я думаю, он должен быть где–то здесь… Ой, вот же он. Думаю, я просто его не заметил. Ты работай, не волнуйся. Я только отмерю этих листьев… Фу, они отвратительно пахнут! Ты уверен?.. Хорошо, хорошо, не обращай внимания, — торопливо добавил Карамон. — Я сделаю этот чай. Может, на вкус он лучше, чем на запах.

Он поставил чайник на огонь, склонился над ним, отмеряя и смешивая листья так тщательно и осторожно, как гном–механик выполняет цель своего Поиска Жизни.

Рейстлин вернулся к чтению.

«Магиус ударил тролля по голове своим посохом. Я поспешил к нему на помощь, ибо тролли известны крепостью своего черепа, а посох волшебника выглядел не особенно опасным оружием. К моему удивлению, тролль рухнул замертво, как если бы его ударил небесный гром».

Рейстлин аккуратно записал в своей книге: «Посох, по–видимому, увеличивает силу удара».

— Рейст, — сказал Карамон, поворачивая голову от закипающего чайника, — я только хочу, чтобы ты знал. Насчет того, что случилось… Я понимаю…

Рейстлин поднял голову, оторвался от книги. Он не глядел на брата, а уставился мимо, в окно. Башню окружал Вайретский Лес. Своими глазами он видел увядающие листья, потом их сменили голые черные ветви, а за ними гнилые пни.

— Ты никогда больше не заговоришь со мной или с кем–то другим о том, что произошло, братец. Ты понял?

— Конечно, Рейст, — мягко сказал Карамон, — я понял. — Он вернулся к своему занятию. — Твой чай почти готов.

Рейстлин закрыл книгу, которую читал. Его глаза болели от напряжения, с которым он разбирал старомодный витиеватый почерк писца и переводил для себя кошмарную смесь древнего Всеобщего языка и военного жаргона, обычного для солдат и наемников.