Мы с Рафаэлем свалились на пол, едва переступив порог. Ощущение его тела, вминавшего меня в стену, заставило издать горловой звук. Он сильнее прижался ко мне, и даже сквозь всю одежду я почувствовала его готовность и твердость. Я снова вскрикнула и прижалась к нему еще теснее, но между нами все еще оставалось слишком много материи. Я простонала в его рот, неспособная говорить от обуревавшей меня жажды.

Рафаэль оторвался от моих губ. Одной рукой он придержал мою голову, чтобы заглянуть в глаза.

- Твои глаза, - прошептал он, - словно голубой огонь.

Голубой? Но у меня карие глаза. И в тот же момент сила Жан-Клода смыла прочь мою озадаченность. Он заполнил мое сознание также, как и глаза. Слова произносили мои губы, но принадлежали они Жан-Клоду:

- И этот огонь горит для тебя, Рафаэль, только для тебя.

В то мгновение это было правдой. Мы хотели только Рафаэля, нам нужен был только он.

Я почувствовала, как он утонул в наших глазах. На какое-то мгновение он покачнулся, для равновесия уперев руку в стену за мной. Он смотрел в наши глаза, и его лицо разглаживалось, становилось пустым - он ждал приказов, как любая другая из виденных мною жертв вампиров. Хотя нет; на лице Рафаэля отражалось еще и желание, нужда - месяцы, годы воздержания, отразились на его лице, а затем перешли в его руки, туда, где он разорвал на мне блузку. Его рот кормился от моих грудей, покусывая и посасывая достаточно грубо для того, чтобы он отпрянул и попытался сбросить наш контроль. Небольшая частица его сознания боялась, что он может нас ранить. Мы засмеялись, и смех прозвучал странным смешением моего смеха и Жан-Клода, так что на секунду он, скользнув по телу Рафаэля, заставил его покрыться мурашками. Я прикусила его шею, резко и сильно, вгрызаясь зубами в эту гладкую, смуглую кожу. Он запустил руку в мои волосы и оттянул меня назад. Там, где я его укусила, шея кровоточила. Он прильнул губами к моему рту, так сильно, что мы столкнулись зубами. Губами и языком он слизывал свою собственную кровь из моего рта до последней капельки.

Мои джинсы он разорвал по швам, заставив тело дернуться от резкого и сильного движения. Ощущение плотной материи, разрывающейся вокруг тела, вырвало из меня тихий стон. Когда трусики последовали за джинсами, я снова издала непроизвольное стенание. Я потерлась об него, но все, что смогла почувствовать, была одежда. Эта твердая, жаждущая плоть все еще была вне досягаемости.

Я выразила свое негодование серией глубоко разочарованных звуков, и Рафаэль принялся одной рукой расстегивать ремень брюк. К тому времени, как он расстегнул ремень и пуговицу, он и сам начал нечленораздельно возмущаться. Я слишком тесно к нему прижималась, так что он не смог расстегнуть молнию.