Боли отчего-то не было. Вместо нее наемница ощутила нечто более страшное: словно сотни невидимых громадных пиявок присосались к ней, и вытягивают, выпивают всё, — кровь, жизнь, душу…
— Сегарх… — прохрипела каркающим голосом старуха, повисшая над землей — седая и морщинистая.
Обрывки истлевших лохмотьев свалились с уродливого тела, покрытого гнойниками, на глазах лопающимися, истекающими сукровицей и гноем. Один глаз тоже лопнул и вытек, а может, его затянула старческая катаракта, но вторым наемница смутно видела, как латная перчатка медленно сжимается в кулак.
— Се… га… ррр-ххх… — проскрежетал скелет, теряющий ошметки гнилой плоти.
Позеленевшие кости посыпались на монастырский двор, распадаясь в пыль, в прах, в ничто.
* * *
Человеческая самка могла стать моей верной рабыней, но ей пришлось умереть. Владыки Хаоса свидетели, она пыталась остановить меня, и стала первой, на ком я опробовал свою новую силу. Первой из многих.
Человеческая самка могла стать моей верной рабыней, но ей пришлось умереть. Владыки Хаоса свидетели, она пыталась остановить меня, и стала первой, на ком я опробовал свою новую силу. Первой из многих.
Закончено последнее испытание. Я прошел его и отправляюсь в путь. Мое новое тело бессмертно. Мой долг не изменился— объединить Тугард… и весь Лаар.
Закончено последнее испытание. Я прошел его и отправляюсь в путь. Мое новое тело бессмертно. Мой долг не изменился— объединить Тугард… и весь Лаар.
Но пока я не вправе вернуться в столицу. Прежде мне предстоит найти этого мальчишку, Хигарта.
Но пока я не вправе вернуться в столицу. Прежде мне предстоит найти этого мальчишку, Хигарта.
И отнять у него Молот.
И отнять у него Молот.