Вернувшись в свое тело, я глубоко вдохнул и попытался сообразить, что же мне теперь делать с этим знанием. Справедливость требовала не наказывать женщину за чужое преступление. А здравый смысл подсказывал: она не должна жить. Лаурита опасна для императрицы и для всего народа. Но какое я имею право решать ее судьбу? «Имеешь, — произнес внутри меня холодный голос, — ты имеешь право на все. Ты — изначальный и должен действовать во имя высшей справедливости. Одна жизнь не стоит жизней многих…» Со мной говорила Вселенная. Или это я стал ею. Вдруг пришло понимание: человеческая мораль — ничто, ряд принципов, придуманных умными для удобства управления дураками. Я — выше морали, мое предназначение — спасти этот мир. Ему еще не время погибать, так сказала Вселенная. Для того чтобы действовать, мне необходим порядок. Все, кто может его нарушить, должны быть уничтожены…

Не было ни заключительной речи обвинителя, ни последнего слова подсудимой. Спустя всего пять минут жюри вернулось с вердиктом:

— Рассмотрев все свидетельства и доказательства, высокий суд признает подсудимую Лауриту Ортега виновной в убийстве жриц храма Морриган. И приговаривает ее к смертной казни через повешение…

Я молчал.

Копыл выпростал из складок мантии какой-то свиток и быстро подошел к столу жюри. После короткой беседы председательствующий объявил:

— Повелением императрицы империи Галатон Дарианны Первой подсудимой оказывается последняя милость! Повешение заменяется отсечением головы! Приговор будет приведен в исполнение двадцать третьего числа месяца Брижитты, в девять часов утра, на Площади Семи королей.

Конвой повел жрицу к выходу. Лаурита шла, гордо распрямив плечи, высоко подняв голову, сохраняя на лице ледяную невозмутимость. На мгновение встретившись с ней взглядом, я увидел в черных глазах презрение.

Когда я покинул здание суда, солнце клонилось к закату. Ощущение всемогущества медленно уходило, оставляя в теле слабость, а в душе — грязь. Я был настолько вымотан, что не имел сил даже на угрызения совести. Казалось, способности изначального покинули меня вместе с энергией тела и разума. Добравшись до дворца, я прошел в свои покои и забылся тяжелым сном, больше похожим на обморок. Разбудил меня слуга, сообщивший, что скоро начнется казнь Лауриты.

С самого утра над Виндором висели низкие лохматые тучи. Но близость дождя не пугала собравшуюся на площади Семи королей толпу, жаждавшую кровавого зрелища. За ночь виселица с телами исчезла, а на ее месте появился помост с новенькой плахой. Мы с Дарианной стояли на дворцовом балконе, защищенные от непогоды магическим куполом. Рядом притулился Копыл. Императрица кивнула, и Вадиус дал знак к началу казни. Привели Лауриту, одетую в черный плащ смертника. Руки жрицы были связаны за спиной. Женщина тряхнула головой, бесформенный капюшон упал, длинные черные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она сама поднялась по ступеням и остановилась посредине помоста — спокойная, величавая и удивительно красивая какой-то грозной, отчаянной красотой. «Королева…» — восхищенно пробормотал Вадиус и осекся под тяжелым взглядом Дарианны. Глашатай объявил приговор. Толстый угрюмый палач, похожий на мясника, взял Лауриту за плечо и подтолкнул к плахе. Жрица покорно сделала один шаг вперед, но неожиданно вырвалась и, обернувшись к балкону, громко крикнула: