— Что тебе нужно?

— О, вижу, ты обрел дар речи, — пропела Мирабель. Ее губы изогнулись в одобрительной улыбке. — Я была уверена, что у тебя получится.

— Обрел дар речи, волю и чувства, — ответил Маледикт. Он силой заставил себя остановиться и высвободил руки. — С тобой покончено…

— Не будь смешным, — сказала Мирабель, осторожно проскальзывая назад в его объятья, словно это был флирт между фигурами танца. — Ты спрашиваешь, что мне нужно? Ничего ужасного, чтобы ты так хмурился. Я лишь хочу помогать тебе. А помогая тебе, помогать и себе. Наша общая цель… — Глаза Мирабель потемнели, когда он сжал ее руку так, что хрустнули тонкие косточки. Однако Мирабель и бровью не повела.

Маледикт спросил:

— А что у нас общего? Ничего.

— Почти все, — возразила Мирабель.

Они двигались дальше, маска к маске; Маледикт спутал шаги, узнав в Мирабель отражение Ани, — и ничего не ответил. Она улыбнулась ему сладко, плотоядно, и проговорила шепотом, почти прижимаясь к его груди:

— Ты думаешь, что завершил свою миссию, выполнил условия сделки? В то время как смерть Ласта наступила не от твоей руки, а от руки твоего пылкого возлюбленного, который украл у тебя убийство?

На один миг Маледикт ощутил сочувствие к Джилли, который не уставал твердить ему о необходимости соблюдать осторожность. Только подумать — чтобы Мирабель говорила подобные вещи в присутствии короля, среди свидетелей, чтобы она вообще знала… Маледикт вздрогнул, вдруг усомнившись, кого держит в объятиях. Мирабель, злоязычную ведьму, или Саму Ани? Перья, белоснежные и угольно-черные, льнули друг к другу, шептались заговорщицки.

Мирабель склонилась, обдав щеку Маледикта своим горячим дыханием, и сказала:

— Медиумы видят богов во сне сквозь тусклое окошко; однако я — одна из избранных Ани, и я… я вижу во сне тебя. Я видела тебя в размытых тенях сна, видела, как вы с Иксионом убили его.

— Как же притупилось твое остроумие, — проговорил Маледикт. — Ты вздумала развлекать меня рассказами о событиях, которые я сам пережил. — От волнения у Маледикта пересохло во рту. Когда-то он отчитал Джилли за то, что тот видел его во сне; гораздо невыносимее была мысль, что на такое способна и Мирабель. Не будь они в центре внимания всего общества, он выцарапал бы ей глаза, чтобы она не видела его, вырвал бы ей язык, чтобы не говорила о нем.

— Не надо горячиться, — ворковала Мирабель. — Иксион оказал тебе услугу, добив Ласта, известно тебе о том или нет. Разве не благо — держать Ани так близко, у самого сердца? Она осыпает такими дарами… — Глаза Мирабель закрылись, затрепетали ресницами, снова распахнулись — рыжие глаза с красной окантовкой, словно перенявшие часть кровавого великолепия рубинов. — Она дарует все, что ни попросишь — а нужно всего-то позволить Ей проникнуть так глубоко, как Она пожелает. Захваченный своей ничтожной страстью к Иксиону, ты попросил у Ани слишком мало. Мой совет прост. Откажись от своей любовной привязанности и обратись к власти.