Царапанье и шуршащий, скребущий звук перьев отвлекли Джилли, который уже собирался ответить: перепрыгнув через его ступни, взметнулись два грача: один вылетел из окна, другой примостился на куче тряпья. Птица ударила клювом, обнаружив дыру в расшитом камзоле, и выпорхнула через окно, увлекая за собой золотые нити.

— Я не думал, что она тебе настолько небезразлична, — приглушенно проговорил Маледикт. Он уронил лоб в руки. — Я ее ненавидел.

Джилли сел на низкий сундук, глядя на ссутулившуюся фигуру юноши.

— Ты даже не знал ее. Мне и то почти ничего не было о ней известно. Когда ты успел ее возненавидеть?

— Она застала меня за умыванием — и сразу принялась дразнить. Я велел ей убираться. Она вместо этого прислонилась к стене, сбросила бретельки сорочки, так что стала видна грудь, и принялась демонстрировать мне свои прелести. Я попытался спугнуть ее, а она рассмеялась. Я сделал это, чтобы остановить ее.

— И вместо того, чтобы проткнуть ее мечом прямо в борделе, ты явился домой и отправил ей отравленный шоколад, дав ей время всем рассказать о тебе и твоих угрозах? Нет, все произошло иначе. Ты пришел домой. Ты говорил с Янусом. И Янус убил ее.

— Нет, — возразил Маледикт. — Джилли, ведь у тебя есть все доказательства. Что еще тебе нужно? В конце концов, я убийца — и убивал не единожды.

Джилли выдохнул; его дыхание уныло повисло в стылом воздухе.

— Скажи мне, что убил ее. Скажи, что послал ей смерть в розовой подарочной упаковке.

Маледикт опустил глаза.

— Я убил Лизетту.

От пляшущих теней казалось, что на месте глаз у Маледикта образовались провалы, однако голос оставался спокойным, как всегда. И все же Джилли почувствовал, как сердце забилось быстрее — от этой лжи у него перехватило дыхание. Маледикт, умелый убийца, не умел врать, он предпочитал прибегать к полуправде и туманным намекам.

— Прости меня, Джилли, — повторил Маледикт. Оттолкнувшись, он спрыгнул с сундуков и остановился перед открытым окном. Потом подался вперед, сунул кулак под дождь и раскрыл ладонь. Маленькая, резная, злорадно поблескивающая фигурка Ани полетела вниз и ударилась о мостовую. Маледикт качнулся ей вслед, и Джилли придержал его за лодыжку.

— Просишь прощения за то, чего не совершал!

Но Маледикт уже торопливо спускался по лестнице. Джилли выглянул в окно, за которым исчезла статуэтка Ани.

— А сам простишь ему все, — сказал Джилли. — Он заставил меня поверить, что ты убил Лизетту, — но ты и теперь закрываешь глаза. Он пытается рассорить нас.

Желчь взыграла в желудке от неприкрытой жестокости, оттого, что Лизеттину жизнь превратили в ход пешки. В успокаивающей темноте чердака Джилли сел на корточки и заплакал — точно так же, как до него Маледикт. Если прежде еще оставались какие-то сомнения — теперь они исчезли. Янус был убийцей; как его отец, как Данталион — он предпочитал улыбаться и убивать на безопасном расстоянии.