– Кажется, у вас закрыто на обед? – поинтересовалась девушка.

– Да… гм… конечно, закрыто… – пробормотал лавочник. – Но для вас… Вы можете войти и получить все, в чем нуждаетесь.

– Все-все? – Девушка улыбнулась.

– Все! – с жаром подтвердил Зеленый Одуванчик.

– Отлично. В таком случае я и в самом деле зайду.

Она вошла в лавку. Элкинсон покорно отступил в сторону, а когда она оказалась внутри, поспешно закрыл дверь.

С ним происходило нечто странное, но что именно, он понять не мог. Розовый, мягкий, обволакивающий, растворяющий в своем сладком теле туман опустился на его сознание, мешая думать, не давая сообразить, что именно с ним происходит. Благодаря этому туману девушка казалась ему более красивой, чем на самом деле, а каждое ее слово, каждый жест приобретали особенное, очень важное значение.

– Ага, стало быть, эта лавка и в самом деле торгует всем, что способно утолить голод любого усталого путника?

– Всем, – подтвердил Элкинсон. У него почему-то появилось непреодолимое желание вытянуть руки по швам и встать «во фрунт».

– Даже если этот путник пожелает нечто очень необычное?

– Любое желание посетителя будет удовлетворено, – отрапортовал лавочник.

– Это прелестно. Просто прелестно.

Девушка прошла в глубь лавки, к стойке. Остановившись возле нее, она еще раз окинула помещение скучающим взглядом и поманила Элкинсона пальчиком.

– Я вижу, ты очень услужливый лавочник. А подойди-ка сюда, голубчик. Кажется, пора приступать к делу.

Четко печатая шаг, Зеленый Одуванчик двинулся к девушке. Теперь она казалась ему воплощением всего самого красивого на свете. Он любил, он обожал каждый ее жест, движение губ, нежную точеную шею, грудь, выглядывавшую из глубокого выреза платья, даже висевший на ней странный медальон.

С каждым шагом все это великолепие приближалось к нему, становилось все более желанным. Ему хотелось броситься вперед, рухнуть к ногам этой чудом посетившей его убогую лавчонку феи, прижаться лицом к подолу ее платья и забыть обо всем, утонуть в море неизмеримого, запредельного блаженства.

Вместо этого он шел, стараясь не сбиться с ритма, и от его тяжелых шагов вздрагивали и тихо стукались стоявшие на полках и стеллажах банки, кувшины и бутылки. Он подошел. И остановился. И застыл, ожидая дальнейших приказаний.

– Молодец, просто молодчина, – хихикнула девушка. – Такая доблесть и самопожертвование, безусловно, нуждаются в награде. Как ты считаешь?

– Нуждаются, – гаркнул Элкинсон.

Девушка поморщилась.