— Не надо, Эскер, — пробормотал Тох. — Я сам. Ликантропа трудно убить.

Я не стал слушать, вызвал самые сильные из известных мне исцеляющих заклятий. Глянул на брата и успокоился. Глубокие рубленые раны закрылись, появились уродливые вздувшиеся шрамы. Краснота стала опадать, зарастать густой черной шерстью. Оборотень тряхнул головой и встал на ноги.

— Хватит! — рыкнул брат бодро, — Мне лучше.

— Напугал! — признался я. Вздохнул с облегчением и отступил на шаг.

— Почему так долго не шли големы? — спросил Тох, нахмурившись. — Еще немного, и все бы остались там.

— Механики разбежались, — объяснил я. — Трусы! Пришлось самому активировать плетения…

Брат окинул взглядом компанию у ворот, помрачнел.

— Кто-то должен был предать, — хмыкнул оборотень и невесело засмеялся. — Им еще аукнется. Но пусть пока живут. Главное, что все получилось.

Я устало вздохнул, постарался успокоиться. Подставил лицо хлопьям снега. Почти с наслаждением ощущал, как пушистые невесомые пушинки тают, превращаясь в воду. «Хорошо-то как! — промелькнула мысль. — Быть живым так здорово. Чувствовать боль, страх, радость… вообще чувствовать — прекрасно. Просто потому, что это есть».

Мысли внезапно перепутались. В солнечном сплетении полыхнул пожар. Я схватился за живот, согнулся пополам и взвыл. Тело сотрясала крупная дрожь, по коже бегали мурашки, прокатывались волны жара и холода. В глазах все расплывалось, жгучая боль терзала каждую клеточку тела, каждый нерв.

Страшная догадка вспыхнула в мозгу. Такое испытывал совсем недавно. На укреплениях близ Третьей пограничной крепости. Тогда служители применили мощнейшую магию, с легкостью уничтожили наше изрядно потрепанное войско. Что же будет теперь? Опять солнечные стрелы или что-то пострашней?

Перед глазами возникло обеспокоенное лицо Тоха. Брат потряс меня за плечо, что-то сказал. Только с третьего раза я услышал:

— Что с тобой, Эскер?

— Нужно уходить, Тох, — простонал я, — Быстрей гони воинов в город!

— Но почему? — воскликнул брат, — Это противоречит нашему плану…

— К Мрону план! — прохрипел я. — Слышишь пение? Брат выпучил глаза и с недоумением повертел головой.

Я видел, что он напряженно прислушивается. Но в шуме битвы таяли остальные звуки. Зато отчетливо слышал я. Громкое пение: гимн войны, призыв о помощи к очень могущественному существу. Не к человеку, даже не к демону. К богу. Служители обращались к Алару. И я чувствовал, что каждое слово мольбы услышано. Далеко, за пределами нашего мира, за хрустальными сферами слоев бытия пробуждалась великая сила, тянулась сюда, к полю и стенам города.