Вова подходит к Святыне со всем почтением, на какое только способен, даже руки на груди зачем-то скрестил, ничего, пусть видят, как он уважает их веру… уфф… в глубоком гробе лежит маленькая сморщенная голова… то ли птичья, то ли человеческая, с седыми спутанными волосами… и несколько разрозненных косточек… голова выглядит ужасно, особенно в неровном свете свечей. Острый ссохшийся нос — чистый клюв, длиннющие кустистые брови над черными провалами, а в этих глазных ямах поддрагивают тени, и кажется, что оно живое… жуть. Вову передергивает от вида шеи — ее нет, один обглоданный позвоночник, голова насажена на тонкую палочку…

— Хочешь ли ты стать нашим братом? Отвечай.

— Да, я хочу… — голос все-таки немного дрогнул, может быть не заметили…

— Подумай. Сейчас ты еще волен уйти.

Черт, старик услышал… как там надо сказать, черт, черт, а, вспомнил!

— Я твердо решил остаться и хочу перевоплотиться! Перевоплотиться или умереть!

— Хорошо, мы верим тебе…Ты проведешь в гробу четыре дня, и тебе будет видение, из которого узнаешь свое новое имя. Если же этого не случится, значит, ты не избран и ступай с миром… ты готов к испытанию?

— Я… я? Как это?!

У Вовы клокочет в ушах, в глазах опять темно, что они хотят?! Этого быть не может… не может! Ему же никто… с ним лежать?!

— Не бойся, мы все через это прошли…

Это говорит Теодополус, он подошел, смотрит мягко… глаза точно как у Елены, Вову всегда удивляли эти Еленины глаза на заросшем лице Теодополуса, Елена… да о чем он, какая Елена?! Не, он не будет, сейчас он им скажет…

— Послушай… в тебя войдет еще одна душа. Это может быть член семьи, или монах, или мученник, или Апостол… а может и сам Лазарь, это маловероятно, хотя мы всегда надеемся. Во мне живет Симон-прокаженный, в Анфиме — епископ Серафим, наш дальний предок, и так в каждом… и все мы ждем второго воплощения Лазаря, так завещано…

Теодополус продолжает, но Вова уже не различает слов, он не может оторвать взгляд от разверстого гроба и этой жуткой головы, тошнота подкатывает к горлу, если только даже коснуться этой мерзости с шевелящимися как черви глазницами… а они все лежали тут с ней и его хотят…

— Эй, эй, Владимир! Что с тобой?!

Теодополус заметил, что с Вовой неладно, хочет отвести его в сторону от гроба, но Вова как будто прирос, не отрывая взгляда от Лазаря, он шевелит губами, пытается сказать… но выходит только что-то отрывочное: " я…я…не…я… и не…"

— Святой Лазарь! Святые Отцы-киприоты! — Теодополус вдруг понимает. — Разумеется, нет! О Господи, как ты мог подумать, что будешь лежать вместе с Великим Светочем?! Нельзя! Ты будешь в отдельном гробу, Владимир! Это хороший большой гроб, он там, немного ниже… ты успокойся, тебя никто не принуждает. Но решать надо прямо сейчас — да или нет. Все в твоих руках. Ты прошел обряд и стоишь на пороге Великого Посвящения… так что ты решаешь, Владимир? Да или нет?