Меня на миг ужаснул тот факт, что я вообще размышляю на эту тему. То, что раньше сочла бы святотатством, сейчас холодной констатацией проносилось у меня в мозгу.
Разум находился в глубоком недоумении, а сердце пело… И выше всяких сил было разжать объятия, ощущение — что вернулась домой, в надежное и родное тепло.
Будто бы я уже не одну жизнь знаю этого человека и эти ощущения от его близости.
Показалось, что прошла вечность, прежде чем мы отстранились друг от друга. И поцеловались ещё раз — мягко, едва касаясь кончиками губ.
Я боролась с подступающими слезами и меня хватило лишь на растерянную улыбку.
— Лета, я…
— Тсс, — покачала головой, — потом, ладно?
Мне не хотелось разрушать эту хрупкую тишину, эту хрустальность момента какими бы то ни было словами, тяжеловесно грохочущими сейчас, как камни.
Я, мягко высвободившись, поднялась и ушла в комнату, механически, как робот, переоделась в домашний халатик. Меня слегка трясло, будто в лихорадке. Мысли о том, что же будет дальше, что теперь с нами будет, не переставая вертелись в голове. Такого со мной никогда ещё не происходило и чувств таких ни один мужчина не вызывал, потому новизна обрушившихся эмоций оглоушила и повергла в растерянность.
Спустя некоторое время, почти уняв дрожь, расслышала мягкое постукивание клавиш — Сергей вернулся к работе. Целеустремлённый…Есть у него идея — и он ей следует, несмотря на эмоциональные встряски. А у меня? Что у меня есть за душой? Какое занятие захватывает целиком и я отдаю ему большую часть времени? Чего стремлюсь достичь?
До того, как Школа вошла в мою жизнь, я была нацелена сделать карьеру, стать успешной женщиной, открыть, возможно, свой ресторанный бизнес — и работала для этого, не покладая рук. Других увлечений не наблюдалось, разве что я иногда писала стихи. Да и «писала» — громко сказано! Пописывала, кто ж не пишет их в какой-то период своей жизни? Потом это проходит, прошло и у меня и те опыты стыдно показать кому-либо.
А теперь Стефан велел мне бросить работу… Он, безусловно, никогда не оставит без средств к существованию, но он перекрыл мне доступ к самостоятельной жизни в этой реальности. Всё, что я должна делать — следовать его указаниям, стоять на пути другого человека и направлять его по той дорожке, которая выгодна Учителю.
Даже не только ему — всему нашему факультету! А что будет дальше? Что будет, если у меня всё получится? Вернусь в Школу и заживу прежней жизнью серой Вилки, пусть даже некоторое время на лаврах героя. А Серёжа? Что с ним будет? Он потеряет свою мечту, променяет её на иллюзию, станет заниматься не тем, к чему его звала душа, вольётся в будничные ряды обычных граждан, в конце концов забудет о стремлении сделать мир прекраснее… А я буду зная об этом, помнить каждый день. Смогу ли жить, как прежде, заглушая в себе это знание? Буду ли гордиться собой, сумевшей справиться с человеком, не подозревающим о великой охоте за ним?