Сделав пару шагов от окна, она прижалась к стене и стала прислушиваться.

Из-за близости моря это оказалось не так-то просто. Шерон поняла, что ей придется полагаться в основном на зрение Указывающей. Несмотря на то что в комнате царила непроглядная темень, женщина хорошо видела все в светло-серых оттенках. Грубый стол, трехногий табурет, большой сундук у дальней стены.

И никого.

Здесь неприятно пахло застарелым потом, кислым пивом и гнилым луком. Уве никогда не отличался чистоплотностью.

В соседней комнате горела свеча. Тусклый синеватый свет окутывал дверной проем, ведущий в следующее помещение, зловещей аурой мертвых. Это был единственный выход из комнаты, а потому Шерон, не сводя с него глаз, застывшими от холода пальцами расстегнула деревянные пуговицы на алом плаще. С него уже натекла целая лужа. Плащ мешал ей двигаться, поэтому без всякой жалости был сброшен на пол.

Она поправила врезавшуюся в плечо лямку и, все так же настороженно прислушиваясь, развязала тесьму и запустила руку во внутренний карман замшевой сумки, нащупав на дне игральные кости. Два маленьких, с виду самых обычных кубика, вырезанных из рога нарвала, со стершимися точками на гранях, с тихим стуком упали на грубые доски.

Шерон прошептала наговор, и костяшки ожили, покатились туда, где случилась смерть. Она почувствовала, как по пальцам левой руки разливается знакомое тепло, как ладонь начинает «печь», и двинулась вперед. Ее поводыри, подстраиваясь под маленькие, осторожные шажки хозяйки, вкатились в следующую комнату.

Женщина застыла на пороге, изучая большой холл, залитый темно-синим светом. На стене висела пустая вешалка из рогов северного оленя, рядом стоял грубо сколоченный из досок шкаф, а также полки с глиняной посудой. На придвинутом к стене верстаке, где были разбросаны плотницкие инструменты, в невысокой глиняной плошке таял огарок свечи.

Дверей было две, они находились напротив друг друга, одна из них вела на улицу, другая — во внутренние помещения. Кости недвусмысленно остановились перед последней, предлагая Шерон нырнуть в чрево затаившегося дома.

Возможно, заблудившийся почувствовал ее, и если ему хватило ума затаиться, а такое порой бывает, то рано или поздно он проявит себя. Тварь может быть где угодно, и оставалось надеяться, что она здесь одна. Указывающая путь не знала, кто умер, Уве или его жена, но если заблудившийся убил человека, то где-то в доме прячутся двое, а это уже серьезный вызов.

Разум говорил ей, что лучше дождаться Йозефа или еще кого-нибудь из своих, прежде чем рисковать головой, но профессиональная гордость не позволяла оставаться на месте. Она лучшая из Указывающих города, Это признает даже старик, она чаще всех из них сражалась с заблудшими и попадала в такие ситуации, в которых не была даже Майка, славящаяся своей отчаянностью. Ждать помощи позорно. Особенно если помнить, что Клара ей этого никогда не забудет.