— Это не твоя вина, — оторвалась от созерцания своих ног Элеа. — Ты не виновен и в том, что…

Но Дарион, видимо не слыша её, продолжал свою исповедь:

— Я виновен в том, что всегда был идеалистом, помешанным на благородстве глупцом. Даже распознав его истинную сущность, я думал, что, возможно, есть надежда изменить его. Наивный дурак… Я только и занимался тем, что искал оправдание своему бездействию. И был слишком горд чтобы поделиться своей ношей хоть с кем-то. Эта встреча с тобой, сианай Элеа — он наконец поднял на неё глаза — пожалуй, единственное, на что хватило моей решимости.

Алайка ласково улыбнулась ему. На её взгляд это была самая разумная речь, которую она слышала из уст правителя Дарларона (да и любого из его подданных). В ней не было той романтической, рыцарской чуши, в приверженности которой даоры умудрились превзойти элиданцев и драконов Изменчивого вместе взятых. И это внезапное «взросление» Дариона дарило надежду всему Энхиаргу. Элеа ожидала что ей придётся употребить все свои силы, чтобы открыть ему глаза на то, что он, оказывается, уже увидел сам. И более того, он, кажется, был готов бороться с Талом.

Сианай утешительно положила руку на его запястье и уже открыла рот, чтобы объяснить, что и как именно можно поправить, но так и не произнесла ни слова — прямо в лицо ей ударил неожиданный порыв ветра. Он был так силён, что пригнул росшие вокруг тоненькие деревца к земле, а на травяном море началась настоящая буря. Звёздочки цветов тревожно мерцали. Ветер завывал над головами Элеа и Дариона. Вслушиваясь в его недобрую, тревожную песнь, они медленно, молча поднялись.

Сгусток мрака вынесся из рощицы на вершине дальнего холма и теперь стремительно приближался к ним. Это было создание враждебной Тьмы, враждебной не только сианай, но и правителю тёмных земель Дариону. Элеа крикнула и на её зов из травы поднялись прятавшиеся в ней телохранители. Не мешкая ни секунды, алаи бросились наперерез врагу, но Дарион опередил их: две «чёрные молнии» вырвались из его простёртых к твари рук, понеслись к ней, но вдруг остановились на полпути и повернули обратно. Ни он сам, ни Элеа не успели ничего предпринять — струи тьмы обрушились на сотворившего их даора в мгновение ока оплели его коконом лоснящегося мрака сжались и тут же распались на быстро тающие клочья угольного тумана. Элеа кинулась к Дариону — он не шевелился… и даже не дышал.

Но произошедшее не остановило телохранителей сианай: волшебник завершил своё заклинание, когти второго кота засветились белым пламенем и через мгновение вонзились в чёрную плоть врага, без труда разорвав её на сотни клочков. Приземлившись, алай с недоверием глянул на свои всё ещё пылающие лапы и закрутил головой, не веря, что победа может быть так легка, и ожидая нового нападения. Но никаких признаков опасности не было, даже ветер стих.