Холодные пальцы коснулись лба Тобина. Он посмотрел вверх — и увидел то единственное лицо, которое уже отчетливо видел прежде. Это была Тамир, убитая королева. Именно она воззвала к нему, и она снова заговорила:

— Смелее, дочь моя! Ради Скалы, сделай это сейчас!

Кто-то вложил нож в руку Тобина. Это был Ки. Он плакал, опускаясь на колени рядом с Тобином.

— Ты сможешь, — прошептал оруженосец и снова отошел. Вид у него был такой, словно он посылал Тобина на казнь.

Тобин поднял нож. Вонзая его себе в грудь, он от боли закусил губы. Ему всегда казалось, что этот крошечный осколок кости можно вынуть легко, как занозу, но плоть затягивалась над ним, как затягивается на стволе дерева рана, нанесенная гвоздем. Он еще раз повернул нож — и услышал чей-то крик. Похоже, то был голос Брата, но Тобин и сам тоже вскрикнул.

Крошечная косточка наконец высвободилась; она была покрыта красной массой растерзанной плоти. Тобин не успел еще как следует ощутить ее в своих пальцах, как на него накатилась новая волна неистовой боли.

Его объяло белым пламенем, яростным и холодным как лед. Очутившись в этом аду, он не мог дышать, не мог думать, крикнуть, он ничего не слышал — но каким-то образом видел Брата, ощущал призрака, вцепившегося в него, объявшего его, проходящего сквозь него, как холодная черная тень в самом сердце белого пламени.

А потом боль отступила, и Тобин, обессиленный, лег на бок на гладкий, теплый камень. Призраки все еще стояли вокруг него, но теперь они стали бледнее, как тени, сотканные из серой дымки. Ступени вокруг Тобина почернели, белое пламя выжгло на них большой черный круг.

Брат исчез.

Оглядываясь, Тобин не замечал замерших в потрясенном молчании людей — он видел лишь, что его близнеца нет рядом. И он почувствовал это: болезненная пустота заполнила его. Они ничего не сказали друг другу на прощание, ни слова. Он вырвал Брата из своего тела — и призрак ушел.

— Тоб? — Теплая рука сжала его локоть, помогая сесть. Это был Ки.

Тобин потянулся к нему — и тут же застыл от ужаса, глядя на незнакомую кожу на своей руке. От кончиков пальцев до плеча она висела на нем свободно, как старая растянувшаяся перчатка, и была совершенно бесцветной. И все его тело выглядело так же: кожа превращалась в лохмотья, облезая с него под воздействием страшной магии. Тобин осторожно потер левую руку, и старая кожа отвалилась, открыв новую — гладкую, чистую. Но родимое пятнышко винного цвета осталось на месте, став ярче прежнего.

Тобин потер ладонь о ладонь, потом принялся тереть руки, плечи, сдирая с себя старую кожу, как змея весной. Он потер и лицо — и почувствовал, как тонкая сухая маска упала с него, но шрам в форме полумесяца остался на подбородке, Тобин нащупал его пальцем. Пламя почему-то пощадило его волосы, но Тобин чувствовал, что кожа на голове как будто тоже отделяется.