– Только, что? – процедил колдун, мрачнея еще больше.

– Светопредставление свое прекрати, – невольно повысил голос леший, пытаясь перекричать грохот грома. – Не ровен час твои детки моих попалят, – он махнул рукой в сторону неба.

– Не пугайся, мстить не буду, – Илья поднял руку и сжал ладонь в кулак, собирая в него наэлектризованный воздух.

Мгновенно прекратился грохот, исчезли молнии-всполохи. Колдун разжал ладонь, выбрасывая сгусток энергии в очаг. Огонь как бешенный прыгнул вверх, чуть не спалив матерчатую крышу, и обдал всех жаром, заставив отпрянуть назад.

– Суров ты, – покачал головой старик, глядя на беснующееся пламя костра. – Не серчай, не правы мы были. Поосторожничали. Но ведь сейчас принесли траву, как про Настену-то узнали. Она ж сама, как молодое деревце. Когда по лесу идет, ни на одну травинку несправедливо не наступит. Ни одной веточки нарочно не сломает.

Колдун отодвинул Параскеву и подошел к лешему вплотную.

– Ты хоть понимаешь, что я уже почти месяц бьюсь над тем, чтобы Настю в чувство привести. А ты мне траву лишь сейчас приносишь, когда во всех книгах сказано, что чем быстрее отвар из нее принять, тем больше шансов заклятие снять.

– Книги ты читаешь человеческие. Трава эта наша, – упрямо ответил лесной житель. Принять ее можно один раз. Потом подействует, не подействует, на долго ли подействует, никто тебе не скажет. Все от силы колдуна насылавшего заклятие зависит. Да и потом, мы как про несчастье узнали, сразу же решили помочь. Но траву надо в урочный час собирать, правильно сушить. Сам понимаешь.

– Понимаю, – кивнул Илья.

Огонь в очаге стал понемногу успокаиваться. Мужчна отступил назад и снова сел рядом с Норой. – И все равно ты врун.

– Ага, врун, – уже весело согласился леший. – Но ведь семьи, детки. Так, ты того, не сердишся больше?

– Нет, – покачал головой колдун. – У меня теперь тоже семья. А за траву спасибо.

– Ну вот и ладненько, – леший был доволен. – Пошел я тогда. К слову, я вот о семье сказать-то хотел, – остановился он у выхода. – Мы ведь проход только для двоих открываем. Иначе она может рассердиться.

– Разумеется, – кивнул Илья. – Прасковья с Рыжиком нас только провожают.

– Угу-угу, – как филин заухал леший. – Ну, тогда прощевайте. Скатертью вам дорога. До встречи на обратном пути.

Он съежился на пороге, превратившись в старый замшелый пень. Пень прыгнул и растворился в темноте. Следом раздалось утробное рычанье и восьмиглазая вся в шипах и наростах оскаленная морда, попыталась просунуться под закрывающийся полог.

– А ну пошел отсюда! – раздался издалека голос лисуна.