Болдх, Катти и все, кто был с ними, пустились наутек: не договариваясь, не разбирая дороги, думая лишь о том, как бы побыстрее убраться из-под ног гиганта.

* * *

Не каждый день встречаешься лицом к лицу с богом. Во всяком случае, не при жизни. Когда двухсотфутовый гигант наяву входит в ваш озаренный солнцем мир, неся с собой адскую бурю, поневоле задашься вопросом о своем рассудке. И, возможно, долго ещё будешь искать ответ. Пусть все члены отряда видели одно и то же — легче не становилось. Слишком уж необъятным было видение.

Собственно, бегством их отсиживание под кустами назвать было трудно: первый час они в основном перебегали из одного укрытия в другое, глядя наверх и прислушиваясь. Сначала только трое: Финвольд, Катти и Лесовик; постепенно и случайно — ведь каждый петлял, как полевка, удирающая от пустельги — собрались и остальные. Сначала Нибулус с Эппой: пеладан почти волок за собой полуживого жреца, который скорее смахивал на старого увечного боггарта; затем откуда-то вынырнул Паулус; и наконец, дико озираясь и вцепившись в поля шляпы, появился запыхавшийся Финвольд. И тут же куда-то подевался шаман, и их снова стало шестеро. Женг так и не объявилась.

Повинуясь страху и инстинкту, они не останавливаясь неслись сквозь заросли. Куда? Никто не знал, не задумывался и даже не задавался подобным вопросом. Боги спустились на землю или поднялись из подземных глубин, чтобы покарать людей. Бежать и бежать, не разбирая дороги — вот и все, что оставалось.

Путники повидали многое, но ни разу ещё им не доводилось испытать подобный кошмар. Сверху, сбоку, позади, а иногда даже спереди — везде был великан, вездесущий, и неизбежный. С каждым раскатом все ждали, что великанская нога, ломая деревья, обрушится на них, раздавит, оставив лишь кровавое месиво. Порой они видели, как страшное, нагоняющее ужас лицо высматривает их сквозь листву; как огромная рука раздвигает верхние ветви, чтобы добраться до жалких людишек. Казалось, великан одним движением мог размазать их всех, но почему-то не спешил. Будто ему мешало что-то незримое.

Порой шаги затихали; дважды или трижды откуда-то издалека донеслись истошные вопли: то ли человеческий крик, то ли лошадиное ржание.

Путники бежали все глубже и глубже в лес — и, наконец, топот и шум стихли. Казалось, смерть чудесным образом обошла их стороной... пока.

* * *

— Нас спас лес, — заявил Катти. — Через священную чащу великанды не пойдут: деревьев не тронут.

Люди сидели под высокой рябиной и жались друг к дружке. Вечерело, солнце клонилось за горы. Но сюда, в кромешную тьму лесной чащи, закат не проникал. Порой поблизости что-то шуршало, сопело и скреблось, к тому же Болдх непрерывно стонал, баюкая обожженную щеку. Цветущие деревья благоухали, но и сквозь их аромат проступал запах горелой, гноящейся кожи.