— Уходите! — потребовал Эван. Он стоял у двери рабочей комнаты, держа в руках охотничий лук с уже наложенной на тетиву стрелой.

— Попадешь ты только в кого-то одного. — Женщина опять обнажила свои деревянные зубы. — Если, конечно, повезет. Вторую стрелу ты и достать не успеешь, старик!

— Верно, — ответил Эван. — Но острие этой стрелы пропитано ядом синего клеща, так что кто-то из вас умрет.

— Уберите ножи! — скомандовал Арилан. — А ты, пожалуйста, опусти лук. Ведь никому же не надо умирать. — Он посмотрел на Марис.

— Ты серьезно думаешь, что меня можно силой принудить председательствовать в Совете? — пренебрежительно спросила Марис. — Скажи Вэлу, если его план не лучше твоего, однокрылые обречены.

Арилан оглядел своих спутников.

— Выходите, — распорядился он. — И подождите снаружи.

Когда они неохотно подчинились, он продолжил:

— Довольно угроз. Прости, Марис. Возможно, ты способна понять, в каком я отчаянии. Ты необходима нам.

— Вам необходим летатель, которым я была, но прежней Марис больше нет, ее убило падение. Оставьте же меня в покое. Я просто старуха, помощница целителя, и этого с меня довольно. Не терзайте меня, заставляя вернуться в мир, где мне нет места.

На лице Арилана было написано презрение.

— Подумать только, и о такой трусливой душонке еще поют песни!

Когда он вышел, Марис обернулась к Эвану. Все плыло у нее перед глазами.

Целитель, насупив брови, положил лук.

— Убило? — переспросил он горько. — Значит, все это время ты была мертва? Я-то думал, ты учишься жить заново, а ты считала мою постель могилой!

— Нет, Эван, нет! — воскликнула она, нуждаясь в утешении, а не в новых упреках.

— Но это твои слова! Значит, ты по-прежнему считаешь, что твоя жизнь оборвалась вместе с падением? — Его лицо исказилось от муки и гнева. — Я не стану любить труп!

— Ах, Эван… — У Марис подкосились ноги, и она села, чтобы не упасть.

— Я говорила не о том. Я просто хотела сказать, что умерла для летателей, и они для меня умерли. Просто этот этап моей жизни закончился.

— Все не так просто, — возразил Эван. — Если ты пытаешься убить какую-то часть себя, то рискуешь убить себя целиком. Как сказал твой брат… а, вернее, Баррион, что будет с песней, если изменить хоть одну ноту.