— Опять ты за свое, — проворчала Анни.

Он понял, что барабанит пальцами. «Стелла при свете звезд». Песня о призраке. Он перестал стучать.

Руки болели. Четко рассчитанный удар крышкой пианино должен был дать ему понять, кто здесь хозяин. Оба больших пальца онемели, костяшки распухли и налились кровью. Он растопырил пальцы на скатерти и спокойным тоном произнес:

— Ой, больно.

Анни захихикала.

— Это и правда больно. Что бы ты чувствовала, если бы у тебя отвалилось лицо?

Она на мгновение замолчала, потом сказала:

— Немногое.

— Эти руки — мое богатство. Я на ночь их заворачиваю в вату. Если бы я мог, я бы застраховал их на огромные деньжищи. Этот… этот поезд целился в них, как птицы целятся в глаза. Сечешь?

— Самое страшное, что может быть.

— В точку, мать.

— Не называй меня матерью. Я не намного старше тебя.

Малыш уже должен был вернуться, но пока что не показывался. И Гарри Катли потерялся где-то в поезде.

Волшебные Пальчики устремил взгляд в противоположный конец вагона. Над одной из кабинок витал сгусток старушечьей энергии. Самой старухи там уже не было, хотя он не видел, как она уходила. Арнольд, этот кондуктор-официант-мажордом-верховный жрец, тоже сделал ноги. Во всем вагоне они с Анни остались одни.

Стук колес и качка действовали ему на нервы, как навевающий тоску городской джаз. Сплошная нескончаемая синкопа! Повторение нот без мелодии.

Поначалу движение было гладким, как скольжение по зеркальному озеру. Но теперь воды были засыпаны камнями. Ножи и вилки подпрыгивали на столе. В окнах дребезжали стекла. Скатерть немного сползла со стола, и ее пришлось прижать к столешнице, чтобы она не стянула посуду на пол.

Он чувствовал это зубами, кишками, горлом. Скорость, безрассудная скорость. Эта тварь могла в любую секунду съехать с рельсов.

Темные окна как будто кто-то вымазал снаружи густой синей краской и повесил на них черные шторы. Даже подойдя окну, он не увидел ничего, кроме собственного растянутого отражения в стекле.

Они не проезжали через туннель, они могли нестись на всех парах по эстакаде над пропастью, по беззвучно рассыпающимся под ними рельсам. Одни в этой темноте.