— За день до того, как вы меня нашли, — сказал он, — я охотился на красного медведя. Дул ветер, снег и дождь хлестали меня. Ничего не было видно. Непонятно было, куда идти. Вскоре я устал. Я знал — если я лягу, то усну и никогда не проснусь. Но в конце концов не выдержал и лег. Если бы вы не появились на следующий день, я бы умер.
Как было ему объяснить, что его «вчера» — это пятьдесят тысяч лет назад?
В конечном счете мы все же продвигались вперед, хотя я сомневаюсь, что он воспринял громадный промежуток времени с момента, когда он покинул родную пещеру для охоты на большого красного медведя.
Когда он впервые понял, где оказался и что тот день и его время никогда не вернутся, он снова выдохнул знакомое «лилами». Теперь это было почти рыдание. Я и не знал, что столько сердечной боли, столько жажды можно вложить в единственное слово.
Я спросил его, что оно значит.
Отвечать ему пришлось долго. Он старался справиться со своими чувствами, что было совсем неожиданным. Обычно казалось, что у него нет эмоций.
— Лилами — это девушка, — говорил он, — то есть была девушка. Она должна была стать моей подругой, если бы я вернулся с головой большого красного медведя. Где она сейчас. Пат Морган?
— Старайся не думать о ней, друг, — посоветовал я. — Ты никогда больше не увидишь Лилами снова.
— Нет, увижу, — ответил он. — Если я не умер, не умерла и Лилами. Я найду ее.
Самолет настолько не отвечал представлениям Джима, что он даже не задавал о нем никаких вопросов. Думаю, что другой человек при схожих обстоятельствах перепугался бы. Треск пропеллера, грохот выхлопов, дикий крен при взлете должны были испугать Джима, но он никак этого не показал. У него была физиономия вполне современного и весьма пресыщенного молодого человека.
Я дал ему свой старый костюм — брюки, горные ботинки и кожаную куртку. Он был гладко выбрит. Наблюдая, как мы скоблим свои подбородки, он настоял, чтобы и его побрили, а затем научился делать это сам. Трансформация была впечатляющей — из пещерного человека в Адониса посредством нескольких движений ножницами и безопасной бритвы!
Я смотрел на него и думал о цивилизации, с которой ему вот-вот придется столкнуться. Очень скоро, думал я, Лилами для него станет лишь воспоминанием. Но я не знал еще Большого Джима…
Мы наконец добрались до Москвы и здесь чертовски дорого заплатили за неожиданного пассажира. Никто не верил в нашу историю. Я их в общем и не виню. Но что меня доконало, так это их настойчивое желание доказать, что мы все шпионы, контрреволюционеры, фашисты, капиталисты и все остальные, кого в Советской России предали анафеме.