* * *

УЖАСКОСТОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ПУППЕТИЗМ – необходимо увидеть, по меньшей мере, одну или две постановки в этом жанре, чтобы участвовать в дискуссии. Но не больше, чего доброго пострадает душевное здоровье! Так что осторожно!

Разумеется, ужаски в Книгороде тоже нашли для себя кукольный театр и сделали из него филиал. Его забавные постановки мне приходилось, к сожалению, время от времени рецензировать, так как я находился под строгой опекой Инацеи. И если умная букинистка в чем-то другом была уверена в своем вкусе, то когда речь шла о прикладном пуппетизме, мне в этом случае приходилось, к сожалению, свидетельствовать о ее характерном для ужасок некритическом отношении к недостаткам постановок. Эта обязанность вынуждала меня терпеливо высиживать зачастую мучительный час, тяжело вздыхая и охая, в маленьких, узких подвальных помещениях театров, в пещерах с проросшими корнями, полными многоножек и дождевых червей, которых ужаски предпочитали для своих представлений. Следует, правда, знать, что они обладают прекрасным чувством юмора, хотя он носит настолько специфический характер, что его могут понять только сами ужаски. У них есть нечто, что я обозначил бы «эллиптическим взглядом на мир»: сначала он уходит далеко от его наблюдателя, но потом возвращается подобно бумерангу к своему источнику, сделав широкую дугу. Это связано с их способностями ясновидения и приводит к идеологическим последствиям, с которыми рано или поздно приходится соглашаться.

Самая популярная постановка ужаскомистического пуппетизма называется «Йоги-борода и скандальное молоко», которая была написана талантливым драматургом – ужаской по имени Бэюле Смэкетт, пользующейся в своих кругах огромным уважением. В ней рассказывается о том, как две ужаски сидят под безлиственным деревом и ждут третью ужаску, которая так и не приходит. Возможно, что в спектакле речь, собственно, идет о разочаровании в жизни и ее бессмысленности, но разве нельзя изобразить это более интересно и менее подробно? И возникает естественный вопрос: не устарел ли сегодня такой взгляд на мир, если он может вообще потерять актуальность? Следует ли мне, чтобы это понять, целый вечер высиживать на возмутительно жестком стуле из корневой древесины? Возможно, что этот спектакль во времена своей премьеры (примерно сто лет тому назад, как сообщила мне не без гордости ужаска) обладал определенной философской взрывной силой. Но могла ли эта сила с годами несколько иссякнуть? Другие зрители постановки «Йоги-борода и скандальное молоко», казалось, все же были об этом совсем другого мнения. Они по-царски веселились, смеялись, аплодировали после каждой третьей фразы и произносили некоторые из них наизусть вместе с артистами. Правда, я должен добавить, что публика (двенадцать персон) состояла исключительно из ужасок.