Зеленые глаза прищурились, и она подняла снимок компании в гостях у Гольдштейна: они — Кенделл с женой — и рыжий тип с крысиной мордочкой, не отстававший от Кенделла ни на шаг. Он не был охранником-тяжеловесом, его звали Вьюн Маллой, и он сидел на наркотиках как на троне, зато умел носить костюм и подносить Кенделлу зажигалку.
Миссис Кенделл отложила фото и улыбнулась мне. Потушила в пепельнице сигарету, и я еще раз взглянул на снимок. И заметил одну странность.
Миссис Кенделл отложила фото и улыбнулась мне. Потушила в пепельнице сигарету, и я еще раз взглянул на снимок. И заметил одну странность.
Помнится, я подумал, что для дамы, которая так любит зеленое, у нее ужасно красные губы. Я помнил, как тогда мелькнула белая икра в момент, когда она повернулась вслед за мужем, проходившим мимо бархатных шнуров в ресторан.
Помнится, я подумал, что для дамы, которая так любит зеленое, у нее ужасно красные губы. Я помнил, как тогда мелькнула белая икра в момент, когда она повернулась вслед за мужем, проходившим мимо бархатных шнуров в ресторан.
На черно-белом снимке были Кенделл, Маллой, толпа других типов и свободное место там, где полагалось быть даме в зеленом. Но самой Петиции Кенделл на снимке не было!
На черно-белом снимке были Кенделл, Маллой, толпа других типов и свободное место там, где полагалось быть даме в зеленом. Но самой Петиции Кенделл на снимке не было!
Она сидела за столом напротив меня. Дымок ее последней сигареты таял в воздухе. И что-то изменилось в ее лице под зеленой вуалеткой. Она бросилась на меня через стол, как голодная тигрица, и все потемнело…
Она сидела за столом напротив меня. Дымок ее последней сигареты таял в воздухе. И что-то изменилось в ее лице под зеленой вуалеткой. Она бросилась на меня через стол, как голодная тигрица, и все потемнело…
— Вот он, — прошептала Дейл. — Рыжий.
И верно, это был Вьюн Маллой, по обыкновению в костюмной упаковке, вылезающий из нового блестящего «паккарда». В Синем Зале имелся широкий полотняный козырек для защиты от дождя, но рыжий поганец развернул зонт и протянул руку, помогая выйти даме, сидевшей на заднем сиденье. Целые мили белой ноги мелькнули в разрезе платья, когда она поднялась с сиденья, подобно мечте. Только она была не в зеленом, а в траурном платье цвета ночи. Красные губы казались рубцом на белом холсте лица. Я подумал, скоро ли люди заметят, что она спит день напролет; узнает ли кто-нибудь, что ее руки под атласными перчатками холодны как лед; и догадается ли, как булькал Артур Кенделл, когда она вонзила зубы ему в глотку?