Антон, в своей прежней манере, пытался разговорить Егора. Пару раз пошутил, пару раз, что-то вспомнил, попытался пофилософствовать на тему вечного и прекрасного, плескающегося вокруг их желтого катамарана, но, не найдя поддержки у собеседника, умолк и стал мирно пялится на проплывающие мимо горы, обрывы, лесистые берега и бесконечное число человеческих тел разной степени прожарки, томно пропекающихся под лучами южного солнца, кто так, на сухую, а кто до костного мозга промаринованный местным коньяком, вином и чачей.

Егор несколько раз задерживал свой взгляд на Антоне. Всматривался внимательно и брезгливо. Пытался увидеть ту гниль, которая питала парня во время теракта. Пытался понять, как и за что он смог обречь на гибель и муку столько людей, а главное, его самого заставил выполнить атаку. Всматривался в отвлеченные и увлеченные морем и горами глаза, и не видел ничего: ни алчного прищура, ни глумливой усмешки, ни страха, ни совести, ни жалости. Перед ним сидел простой парень, просто Антон, немного вальяжный, расслабленный и наслаждающийся морской прогулкой. И Егору от этого становилось не по себе еще больше. Все острее разгоралось желание удушить этого человека, прямо здесь на месте. Разорвать ему лицо, выдавить глаза, превратить шею в обмякшую тряпицу. Сорвать с него маску и увидеть истинное лицо дьявола. Ведь это не по-человечески. Не человек пред ним. Монстр. Как можно, сотворив такое, сидеть спокойно, расслаблено, и самозабвенно любоваться красотами береговой линией. Как можно забыть и не помнить крики о помощи и предсмертные хрипы обреченных тобой же людей. Как можно проходить мимо тонущих в слезах и горе выживших, держащих на изодранных коленях своих родственников, друзей, или просто незнакомого человека, который на последнем дыхании, из последних сил протягивает руку за помощью, желая остаться среди живых, желая зачерпнуть у них немножко жизни и себе.

Егора затошнило. Толи от раздумий, толи от качки. Мысли, мысли. Своим тошнотворным потоком они насыщали парня, пропитывали его злобой. И не имея возможности выплеснуться, эта злоба пожирала его, воспламеняла и сжигала, заставляя во всем видеть только худшее, только грязь, только низость и предательство.

— Смотрите! Дельфины! Дельфины!

— Где?

— Вон! Да вон же!

Люди, мирно сидевшие на своих метах, всколыхнулись не хуже того же моря, и оторвавшись от созерцания береговой линии, ломанулись к другому борту, заставив катамаран нервно дернуться и накрениться на один бок. А там за плывущим невдалеке тралом, тянущим за собой полупустые сети, показали свои темные спины несколько дельфинов. Окруженные ореолом кружащих над водой чаек, они, то выпрыгивали, вызывая у глазеющих на них курортников крики возбужденного одобрения, то погружались в воду, заставляя людей затаить дыхание в ожидании нового появления над водой блестящих спин.