Пока Гарлик после силового удара беспомощно копошился на полу, пока ясное сознание (если это можно так назвать) к нему возвращалось, пока он со стоном поднимался на колени и сжимал руками гудящую голову – Медуза произвела разом тысячу мыслительных операций и еще десять тысяч запланировала. Из глубин туманности, из цивилизации, путешествующей от планеты к планете, пришла любопытная аналогия: ради защиты от плотных облаков космической пыли эти странники изобрели механизм, позволяющий их кораблям при вхождении в облако рассыпаться на сотни мелких обтекаемых частиц – а потом, когда опасность остается позади, частицы снова собираются в единый корабль. Может быть, так же поступает и человечество? Может быть, у него есть какой-то встроенный механизм, позволяющий при встрече с инопланетным разумом отбросить коллективность, как ящерица отбрасывает хвост, и распасться на два с половиной миллиарда отдельных индивидов вроде этого Гарлика?

Звучало вполне разумно. Откровенно говоря, это была единственная более или менее логичная гипотеза, так что Медуза приняла ее за истину.

Хорошо, но как отменить действие этого механизма и восстановить общий разум человечества? В том, что это необходимо, Медуза не сомневалась: это было единственное логичное решение. Объединить человечество (заново объединить, как думала она) – и дальше останется только его поглотить. Если поглощение напрямую через Гарлика не удается, значит, должен быть какой-то другой способ. Никогда еще Медузе не встречался коллективный разум, неуязвимый для вторжения.

– Еще раз так сделаешь – и я сдохну на хрен, ясно тебе? – тяжело дыша, хрипло проговорил Гарлик.

Холодно исследуя туман его рассудка, Медуза взвесила это утверждение. Звучит сомнительно. С другой стороны, на данный момент Гарлик бесконечно ценен. Теперь Медуза знает, что ему можно причинить боль; а организм, способный испытывать боль, можно к чему-то принудить. В то же время Гарлик может оказаться полезнее, если его не принуждать, а подкупить.

Чтобы склонить организм к сотрудничеству, нужно узнать, чего он хочет, дать ему малую дозу этого и пообещать больше. Так что Медуза спросила Гарлика, чего он хочет.

– Отвали уже, а? – простонал Гарлик.

В ответ услышал нечто вроде твердого, жесткого «нет» – и с ним легкое дуновение той мучительной ударной силы, что Гарлик недавно испытал на себе. Он захныкал, а Медуза повторила свой вопрос.

– Чего хочу? – прошептал Гарлик.

Он не мог подобрать слов – но вместо слов были мысли, чувства, ощущения. Ненависть. Разбитые в кровь физиономии. Вкус хорошей выпивки. Сложенная одежда на берегу пруда, и женщина, что выходит из воды, увидев его, на миг замирает в удивлении, а потом улыбается и говорит: «Привет, красавчик!» Чего он хочет?.. Хочет идти прямо посреди улицы, и чтобы все от него шарахались, а бармены стояли бы в дверях своих заведений, сами протягивали ему выпивку, окликали и умоляли попробовать. Хочет идти по Саут-Мейн-стрит, где всякие шикарные клубы да рестораны, где отдыхают большие шишки с мягкими руками и жесткими глазами, из тех, кому ни разу в жизни не приходилось ложиться спать голодными, развлекаются там со своими чистенькими надушенными шмарами – так вот, хочет идти по улице, а они чтобы выстроились перед ним на тротуарах, и он будет им вспарывать брюхо и швырять кишки в лицо!..