Попытка посмотреть со стороны на себя, любимого, привела к самому настоящему зубовному скрежету. Я совершенно некстати вспомнил того наивного и доброго юношу, которого по воле высших сил занесло в этот мир. Тогдашний я имел совершенно призрачные шансы на выживание, факт. И, приняв в свое время решение, стать местным, истинным Хъюгой, я им, Хъюгой этим, стал. До боли стиснув зубы и сощурив глаза в узкую щель, я вспоминал свой отнюдь не усыпанный розовыми лепестками путь. Мог ли я остаться прежним? Не знаю... Но теперь, совершенно очевидно, я превратился в жестокое, не воспринимающее чужаков как личности, чудовище, прекрасно обученное перемещаться по чужим судьбам маршем тяжелой пехоты. Глядя на постороннего человека, я сейчас в первую очередь оцениваю степень его опасности, будучи готовым немедленно прервать нить чужой жизни, если она, нить эта, может по-настоящему серьезно угрожать мне. И что, наверное, самое страшное, так это то, что я готов без лишних колебаний использовать окружающих, как в интересах своего клана, так и в моих собственных. Хорошо же меня обучили... Окини-сама может гордиться своим творением, она все же сумела вылепить из своего приемного сына истинного Хъюгу. Да, наверное, по-другому было нельзя. Через каких-то пять минут я, наверняка, найду сам для себя нужные аргументы, объяснив себе, что все правильно и разумно. Но почему же мне так стыдно и мерзко, а? И почему мне чудится в этих разумных и правильных словах, которыми я убеждаю сам себя, голос Ируки Умино, который мастерски умел назвать черное - белым?!

   От дальнейшего самокопания, чреватого самой настоящей депрессией, меня спасла распахнувшаяся с жутким скрипом дверь постоялого двора. Принеся с собой уличную сырость, в практически пустой зал постоялого двора ввалился десяток шиноби в полевом камуфляже Конохагакуре. Надо же, беззвучно присвистнул я, одни джоунины. Бледные лица на фоне загорелых шей однозначно выдавали в них оперативников АНБУ, в кои-то веки снявших свои маски. Ну и чего, интересно, могло понадобиться этакой ударной группе в нашей Риккудо забытой глуши. Впрочем, терзаться любопытством мне не пришлось. Ответ был дан практически сразу, в виде куска провощенной бумаги, предъявленной командиром вошедших шиноби Гай-сенсею. Застывшее лицо наставника лучше любых слов кричало о возникших неприятностях. Ну, так и есть. Окинув нашу команду невыразительным взглядом, офицер АНБУ поинтересовался, есть или на постоялом дворе еще шиноби Конохи? Да, есть, кивнул ему в ответ Гай, имея в виду группу чуунинов, занимавшихся примерно тем же, что и мы.