На утро, первым делом было отдано распоряжение о возвращении смертной обратно в дом лекаря. Потом пришли вести о пойманных гномах, допрос которых закончился так же как и с их предводителем — всех отправили в темницу. Провожая взглядом потрёпанных подземных жителей, он неожиданно поймал себя на мысли, что мог выспросить их о том, знают ли они о смертной, отчего ещё больше разозлился на себя и на неё. Всё последующие дни он с головой окунулся в дела, собственноручно решая то, что обычно являлось обязанностью советников. Поэтому, когда новости о противоядии дошли и до него, он лично навестил больничное крыло, чтобы пригласить Фаэлона и его семью на приближающееся торжество…

Эльф провёл пальцем по мрамору перил, наслаждаясь обжигающим холодом камня, и, сделав небольшой глоток рубинового напитка усмехнулся. — Но всё это было лишь самообманом. — Как только ночь спускалась на королевство, и он оказывался наедине с самим собой, мысли наполнялись ею, и кровь вскипала горячим неудовлетворённым желанием. Он стал избегать одиночества в своих покоях, но все те, что делили с ним ложе после того вечера, оставляли после себя странное послевкусие незавершённости. Прекрасные и совершенные, готовые выполнить любое его желание, они не были ею и не могли принести ему удовлетворение, если только он не дозволял себе видеть её образ перед плотно сжатыми веками. Он презирал себя за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать.

— Возможно, всё дело было в том, что думать о ней было запретно, а потому распаляло ещё больше? — Это было единственным логическим объяснением, и он принял его. Постепенно он так свыкся с этой мыслью, что даже стал думать, что смог победить. Только вот кого и в чём, так и оставалось неузнанным. И вот тогда, когда казалось бы, он нашёл свой прежний покой, она вновь напомнила о себе.

Сначала это были невольно подслушанные перешёптывания служанок об одной из них, что смогла прилюдно утереть нос придворной эльфийке. Из обрывков фраз он смог понять, что речь шла о каких-то необычных туфлях, в которых упомянутая смертная смогла не только грациозно пройтись, но и станцевать, в то время, как старания лесных дев ограничились лишь несколькими шагами. Женщины не называли её имени, но ему этого было и не нужно, он почему-то и так знал, кем была дерзкая смертная. Тогда это вызвало улыбку. Но шли дни, и теперь до его острого слуха доносились уже другие разговоры. Слуги то и дело судачили о музыкантах, а в особенности о прекрасном менестреле и его новой спутнице… И здесь ему уже было не до смеха. Мысль о том, что кто-то другой проявлял к ней знаки внимания не должна была его беспокоить, да даже появляться в его сознании. Так почему же каждый раз уловив обрывочные фразы о ней и бродячем музыканте, в душе поднималась волна негодования, заставляя с силой стискивать зубы и сжимать кулаки. — Как смела она с такой легкостью отдаться в руки первого встречного? Выходит, она была типичной смертной, непостоянной и поверхностной. Возможно то, что произошло ничего для неё не значило… — От этих мыслей во рту появлялся неприятный горький вкус. — С другой стороны, все эти разговоры — лишь сплетни дворцовой прислуги. И кто знает, сколько правды в их словах? — От этих метаний голова шла кругом, и в какой-то момент он не выдержал.