Последние полгода я обращался к Оку, выставленному наблюдать за Азкабаном, примерно раз в две-три недели. До сих пор все «нестандартные ситуации» были на удивление стандартны: дементоры время от времени прогуливались над волнами Северного моря, распугивая обитателей, опасно приблизившихся к поверхности. Но сегодня Око показало мне нечто... интересное.

Над свинцовыми волнами зимнего Северного моря, упрямо преодолевая порывы сильного северо-западного ветра летел огромный ворон. Само по себе появления ворона над морем — уже есть нечто необычно. К тому же его размер вполне позволял птице тащить за шкирку вполне себе приличного, хотя и порядком истощавшего волкодава. Ну а то, что пес, на котором не было видно ни царапины, только время от времени взвизгивал от боли, когда вороньи когти слишком сильно впивались в собачью шкуру, но не пытался вырваться — и вовсе переводило картину в жанр магического реализма.

— Джон! — Обратился я к главе приписанной ко мне группы оперативников. — Глянь сюда, что ты видишь?

Вообще говоря, это было нашей обычной подколкой вот уже несколько лет... Но в данном случае я серьезно пожалел о том, что Джон — простой человек, и данным артефактом воспользоваться не может. Нет, были артефакты, которые специально делались для того, чтобы ими мог воспользоваться кто угодно, но данный, увы, к ним не относился. И за века его пребывания в наших руках мы так и не разобрались: отвергает он простецов по своей природе, или же это — следствие наложенных на него чар.

— Как будто сам не знаешь... — Усмехнулся Джон. — То же, что и всегда: ничего. Это ты у нас «наделенный особым благословением и Даром Господним»

Я горько усмехнулся. В свое время осознание того, что «особое благословение», позволяющее Инквизиторам сражаться с «проклятыми колдунами» — есть обычная магия, усиленная жесткой монастырской дисциплиной и проводимыми над неофитами ритуалами — едва не раскололо Церковь гораздо эффективнее, чем выступления немецкого августинца* с его Тезисами. Последнего удалось успокоить, только пригласив заняться переводом Священного писания на немецкий язык, чем он и занимался до конца своей жизни, и за свой подвижнический труд был канонизирован в качестве святого. Вопрос же «об Инквизиции» решить миром не удалось, хотя известно об этом очень ограниченному кругу лиц. Резня, в которой сошлись деятели Общества Иисуса и Псы Господни — не покинула городских стен Священного Рима и в истории так и осталась «беспорядками в день святого Игнатия**», бунтом городской черни или неудачным выступлениям горожан против феодальных поборов — в зависимости от школы исторической мысли.