Вначале Мадара не видел ничего, кроме серого дыма. Тот клубился, то подбирался ближе, то опадал, складывался в подобие очертаний и расплывался вновь.

— Так я существовала, пока Кагуя находилась во мне, — прошептала Хината рядом.

Мадара повернулся. Её светлые глаза вновь налились серебряной мощью Бьякугана.

— Теперь мы должны увидеть…

Картина и вправду прояснилась. Серый дым отступил и постепенно развеялся, неясные прежде очертания под действием Бьякугана приобрели чёткие грани, стали молочно-белыми стенами и тремя людьми.

— Ты боишься меня? — спрашивает богиня стоящего перед ней Учиху.

— Вы — прародительница чакры, — отвечает Обито с достоинством. — Бояться не станет только дурак.

— Но ты им не являешься… — шепчет Кагуя нежным голосом Хинаты, вот только с совсем чуждыми ей интонациями.

Картина сменилась. Всё тот же зал, но людей уже двое.

— Мама, вам не нужно беспокоиться, — говорит Зеро, восхищённо наблюдая за скользящей по дорогим коврам Кагуей. — Если Обито и задумал что-то против нас…

— Забудь, — прерывает его Кагуя. — Он ничего не значит и ничего не стоит. Даже если предаст — это пыль. Необходимо найти действительно важных детей.

— Вы о тех четверых? — по лицу Зеро скользит облачко ревности. — Одно ваше слово, и я приведу их, закованных, к вам!..

— Ты не сможешь, — безразлично бросает богиня. — Только он бы смог…

— Кто? — подался вперёд Мадара.

Хината зажмурилась и наморщила лоб. Воспоминания заметались вокруг них, задерживаясь лишь на мгновения: храм, Зеро, храм, храм, белый снег и ни единого следа на нём…

— Я, кажется… О! — Хината распахнула глаза, и сцена со снегом выделилась из круговерти воспоминаний. — Я знала, она куда-то отлучалась из храма. Но я забыла. А теперь я вспоминаю!..

От перенапряжения картина задрожала, и силуэт Кагуи-Хинаты, парящей над снежным простором, поплыл…

— Спокойно, — Мадара вновь сжал плечо куноичи. — Сосредоточься.

— Простите…

Не сразу, но Хината смогла взять себя в руки. Силуэт вновь обрёл чёткость, и шиноби последовали за ним через горное плато к отвесным скалам, взмывающим к самому небу. Возле одной из них Кагуя задержалась, присмотрелась, исследуя, а затем коснулась рукой — серебряный свет прошёл по скале, обнажая хитросплетения печатей и рун.