Она, смеясь, выслушала его тираду. Но во второй раз гонг ударил к завтраку, и она успела только сказать:

— Моя полиция не так хорошо организована, как ваша, но вы, конечно, лаборант, которого Дютайи разыскивал для доктора Шарля.

— Жюльен Мутэ, мадемуазель, ваш покорный слуга и будущий товарищ по одиночеству на острове Пьедрада! Да, Дютайи, бывший мой профессор и друг вашего покойного отца, пригласил меня... Проходите, мадемуазель.

И, спускаясь по лестнице, он сказал шутливо:

— Как жаль, что две недели путешествуя на одном пароходе мы глазели друг на друга, как две фарфоровые собачонки и познакомились только за два дня до приезда. Я вас принимал за англичанку, а вы?

— Я? — спросила она нерешительно, — я вас, пожалуй, принимала за артиста или художника.

— Вот это мило... но, тем не менее, мне очень жаль, что целых две недели я до отупения играл в карты с пассажирами. До свидания, мадемуазель, как жаль, что мы с вами не за одним столом. Мне о многом хочется вас расспросить. Этот доктор Шарль; я думаю, вы его знаете лично? Странный человек, кажется. Какой-то сумасшедший.

— Да, ведь, это гений!

— Опять промахнулся, — проговорил он с комическим смирением.

Она резко повернулась и заняла свое место, и он сразу почувствовал по ее страстному ответу, что уязвил ее так, как если б нанес личное оскорбление. Но беспечность южанина сейчас же взяла верх, и он, несколько раз взглядом поискав молодую девушку, отдался течению общего разговора, который постоянно оживлял своим пылким весельем. За дессертом Мутэ вдруг заметил, что Алинь исчезла и, наскоро выпив свою чашку кофе, он закурил и поднялся на палубу.

Под чистым жарко-голубым небом успокоенное море казалось прозрачно-зеленой пеленой, усыпанной здесь и там четками белых пузырьков. Перед глазами теперь расстилался беспредельный простор, освещенный знойным солнцем. Ничто, кроме беглых огоньков, поблескивавших на гребнях волн, не нарушало величавого однообразия картины.

— Какая подавляющая красота, — прошептал чей-то голос за спиной Алинь, облокотившейся на перила палубы. — Сколько смелости нужно поэту, чтобы приняться за такую картину!

Жюльен Мутэ имел такое странное обыкновение выражать свои мысли, что она не могла удержать улыбки. Он сейчас же воспользовался этим обстоятельством.

— Вы меня простили, мадемуазель? Я иногда, так вот, бросаю слова, не придавая им никакого значения. В общем, что я знаю о докторе Шарле? То, что до сих пор я прозябал в лицее Сен-Луи готовясь на докторскую степень, и что теперь могу расплатиться со своими долгами, получив жалованья за шесть месяцев вперед, плюс проезд в первом классе. Следовательно, должен считать, что доктор Шарль — лицо вполне симпатичное, но это ничуть не мешает мне иметь свое мнение о его работах.