Сьюзен покупала открытки, но отправлять их было некому — разве что самой себе. Она отсылала их в лондонский дом, который сейчас был совершенно пуст, и представляла, как письма падают через щель в почтовом ящике на ковер и ее призрак бежит вниз по лестнице, чтобы их поднять.

Одна стена в комнате не имела ни окон, ни обоев; она была сложена из серого камня и закрыта четырьмя большими экранами из ткани. Три экрана были наполнены повторяющимися узорами из арабесок и цветов, а на центральном — самом большом — вытканы две женщины, садящиеся в гондолу. Гуляки в масках праздно наблюдали за ними с моста; поднималась луна; слуги несли следом украшенную лентами мандолину, комнатную собачку и корзину цветов. Картина показалась Сьюзен интересной, и она часами сидела перед ней. Решила, что дамы (одна из них — молодая девушка, другая — постарше) возвращались домой из гостей, возможно — с приема или маскарада. Старшая женщина носила маску, ее волосы были напудрены.

Иногда Сьюзен приходилось просто вытаскивать из комнаты для писем.

— Вот ты где, Пенс! — говорил Джейми, ее старший брат-задира.

— Они ждут, мисс! — строгим, неодобрительным тоном изрекала Кидсон.

— Ах, poverina…[101] — вздыхала Синьора, полная рыжеволосая дама.

Хуже всего была миссис Портер, супруга Кэнона Портера, которая познакомилась со Сьюзен во время завтрака во дворе. У этой доброй женщины возник необычайно сильный интерес к девушке, и она предложила «заботиться» о ней, пока молодожены гуляли вдвоем. Миссис Портер читала лондонские газеты, даже самые желтые, и, когда Сьюзен оказывалась в ее лапах, задавала разные вопросы. Та, краснея, отказывалась отвечать.

К счастью, у миссис Портер была тяжелая поступь и привычка окликать Сьюзен, прежде чем войти. Девушка нашла себе тайник за одним из узорчатых гобеленов — оказалось, что в нише стены есть дверь. Как только, найдя комнату пустой, миссис Портер удалялась, Сьюзен выскальзывала в коридор, сбегала вниз по короткой черной лестнице во двор и садилась рядом с Джейми и Олив. Она сидела в тени, они улыбались и зевали на солнце. Миссис Портер, спешившая сообщить, что ребенка нигде нет, смотрела на нее как на привидение.

В «Пансионе Гварди» больше не было никого, стоившего внимания: две семьи из Германии, группа студентов из школы Слейд Скул[102] и веселые богемные девушки, которых подозревали в курении. Еще был один американец — шапочный знакомый Джейми по Кембриджу. Хэдли, по словам брата, был эдаким сухарем, изучавшим старые здания и даже писавшим о них книги. Не стоило беспокоиться об излишнем любопытстве старины Хэдли: он жил словно во сне. Сьюзен с завистью смотрела на него — не веселого и не богемного, сидевшего слегка развалясь в тени олеандров. На одной из открыток, адресованных самой себе, она написала: «Иногда мне кажется, что я живу в кошмарном сне».