Мичман Шварц ворочался во сне, жалобно поскуливая по-щенячьи. На закате Тале удалось привести его в сознание ненадолго: хватило только, чтобы напоить раненого тепловатой сладкой водой из железистого родника. Потом бедолага забылся снова; по крайней мере, так его не терзали мучительные головные боли после контузии.

Горшенин еще держался, с трудом сохраняя бдительность.

– Павел Евграфович, – не поворачивая головы, проговорил Мушкетов, – ложитесь уж. Я покараулю до полуночи, а потом вас разбужу. Так и будем меняться.

– Хорошо, – невнятно пробормотал боцманмат.

Он сполз по стене расселины, вжавшись в камень, чтобы не влезть случайно рукою в костер, отвернулся от углей, подложив под голову фуражку, и, кажется, тут же заснул. Тала давно свернулась в комочек, накрыв голову обеими руками, но геологу отчего-то казалось, что она не спит: смотрит из тени внимательным глазом, блестящим и черным, будто у вороны.

Мушкетов притянул за ремень поближе «трехлинейку», и приготовился к долгому ожиданию. Жесткое, едва прожаренное мясо тикбаланга тяжело лежало на желудке: ворочалось, скулило и, кажется, собиралось ожить. Во рту стоял привкус живицы. Говорят, греки, по примеру древних своих предков, сдабривают смолой вино, но, наверное, даже им не пришло бы в голову добавлять ее к мясу…

Сквозь скалу под ногами, сквозь сплошной камень докатилась, пронизывая кости до самого мозга, тошнотворная дрожь. Недра земли прогремели великанским бубном: «Р-рок!» И снова: «Р-рок! Р-рок!» Сверху, сквозь наваленные ветки, просыпалась горсть осколков. Мгновение казалось, что твердь содрогнется сильней, что стены расселины сомкнутся, размазав людей по камню, но все успокоилось так же быстро, как затрепетало. Моряки даже не проснулись.

Тала подняла голову. В глазах ее не было ни тени сна.

– Земля тревожится, – проговорила она вполголоса. – Димитри, ты говорил – это скверно?

– Скверно, что земля дрожит все чаще, – отозвался геолог. – Она может успокоиться сама… а может, и нет.

«Как же мне объяснить тебе, – подумал он, – что мы сидим на краю затопленного вулканического кратера? Там, на дне Зеркальной бухты, морская вода остужает подземный жар… пока. Но что случится, когда из-под каменной пробки прорвется раскаленная лава? Когда-то на месте бухты высилась гора, подобная камчатским сопкам. Давнее извержение срезало ее до самых корней, оставив только невысокий кратерный вал. Каким будет следующее? И не придется ли палеонтологам будущего извлекать из окаменевшего пепла вместе с костями динозавров человеческие скелеты?»