Мушкетов с трудом поднял голову. Плечо мичмана врезалось ему в скулу.

Какое там «полдня», думал он, пытаясь стряхнуть заливавший глаза пот. Это поутру казалось, что до нового лагеря они доползут через пару часов после полудня. По мере того как маленький отряд огибал перепаханную британскими снарядами пустошь, перспектива растянуться в палатке и заснуть, не чувствуя за спиной угрозы, отдалялась все быстрей. Идти по редколесью налегке было нелегко; волочить на спине бессильного Шульца – почти невозможно. А уж когда мичман приходил в себя ненадолго, приходилось, бросив все, останавливаться и вдвоем удерживать бьющегося в бреду моряка: один хватал его за руки, второй зажимал ему рот, чтобы крики не привлекли ящеров.

Хотя ящеров как раз и не было видно поблизости. Даже сордесы разлетелись, терзая небеса воплями мучимых душ. Странная тишина накрыла редколесье.

Поэтому, когда буро-зеленое бревно перед Мушкетовым открыло желтый козлиный глаз, геолог совершил отважнейший поступок.

Он не заорал.

Возможно, ему бы удалось заметить зверя прежде, чем он едва не наступил тому на голову, но, когда волочишь на спине шесть пудов русского офицера, вокруг себя не видишь ничего. Горшенин и Тала, должно быть, увидали ящера раньше, и геолог обогнал их на несколько шагов, но предупредить товарища окриком не могли – а ну как тварь испугается?

– Тикбаланг, – почти беззвучно прошептала филиппинка, медленно поднимая ружье к плечу.

Молодой, судя по размерам, динозавр заметно уступал ростом взрослым особям. И, кажется, раненный. Зверь лежал, подтянув под себя передние лапы и прижав к бокам задние, будто огромная собака, в узкой провалинке, почти скрытый кустарником, отчего путешественники и не приметили его прежде. Аршинная плоскогубая башка колыхалась над стлаником, будто на пружинке – вверх-вниз, вправо-влево, поглядывая на людей то желтым, то черным глазом.

Да он контужен! – понял геолог. Как Шульц. Зрачки разного размера. Все стадо накрыло разрывом, посекло осколками, а этот уцелел, отполз в сторону и отлеживался, пока его не спугнули.

Вслед за этой мыслью пришла другая: у Мушкетова не было оружия. С винтовкой на спине тащить раненого было очень неудобно, и свое ружье он отдал Горшенину. И даже если открыть стрельбу, зверь успеет затоптать близко стоящих охотников. Вся надежда на то, что чудовище не станет нападать. В конце концов, оно травоядное…

С тяжелым вздохом динозавр приоткрыл пасть. Из-под жестких губ виднелись зубы: острые, мелкие для такого крупного зверя, предназначенные не для того, чтобы жевать. Эти зубы, как видел геолог двумя днями раньше, легко перекусывали ветки псевдолиственниц. Такому палец в рот не клади.