Поначалу он думал, что Джанет почувствует себя неловко в обращении с детьми, однако она и здесь очень быстро нашлась. С Майклом она повела себя вполне на равных, а в отношении Кандиды проявляла осторожность, замешанную на известной доле решимости.
Майкл учился на первом курсе Сассекского университета. В последний год в его движениях появилась некоторая манерность, однако Джанет отнеслась к этому как к чему-то вполне естественному и не стала, подобно Лауре, делать круглые глаза или обращаться с ним со слащавой снисходительностью. Однажды Майкл намекнул, что намерен всерьез заняться карьерой на телевидении — это фраза была особенно популярна в среде его приятелей. Подобно им, он не вполне отчетливо представлял себе, что это такое, но тем не менее носил розовую рубаху и отрастил песочного цвета бородку в ожидании того момента, когда на него обратят внимание. Каникулы он провел в Греции и обнаружил там остров, который мог быть по достоинству оценен лишь им самим и двумя его ближайшими друзьями. Когда он на этот раз на Пасху приехал в отчий дом и несколько привык к Джанет, его любимым словечком стала «пластичность» — в прошлом году это было «концептуально». Роберт чувствовал, что в глубине души это милый и вполне здравомыслящий юноша.
Кандида, посещавшая местную школу, оказалась особой потяжелее. Она постоянно жила в родительском доме, беспрестанно дулась, хмурилась, хихикала и по обыкновению то и дело кидалась то в экстатическую восторженность, то в отчаяние, причем в последнее время делала это с особым нажимом, словно бросая вызов Джанет и прощупывая, как далеко она может зайти в своих выкрутасах.
Джанет справилась и с этим. Она не пыталась диктовать свои условия, но и не заискивала перед ней: не шпионила за девочкой, хотя каким-то образом ухитрялась отбирать у нее те книжки, которые, по ее мнению, Кандиде в ее возрасте пока не стоило читать. И при этом вела себя ровно, с юморком, но вполне решительно.
— Просто не верится, — проговорил как-то раз в воскресенье Роберт.
— Во что не верится?
— Ну… э… — Ему снова пришла на ум наивная мысль, пришла и понравилась. — В свое счастье, — сказал он. — Вот и все. Просто в собственное счастье, и ничего больше.
Джанет вспыхнула, чуть надула губы, как бы застенчиво отвергая эту идею, и все же явно радуясь ей.
— Ты такой милый, — проговорила она.
Каждое сказанное ими друг другу слово оказывалось искренним и совсем простым.
«Ты не посмеешь»…
Он посмел — и был сейчас счастлив.
— Ты хорошо выглядишь, — как-то сказал ему один из его деловых знакомых.