Лежа, как зверек, подобравший под себя конечности, он ожидал пулю. Ботинки приблизились и окружили его. Он поднял глаза на ноги в черных штанинах, потом на увешанные оружием ремни, на защищенные бронежилетами груди и лишенные выражения серебристые экраны.

Ему вспомнился тот мальчишка с Обрегон-стрит, похожий на распятого. Внезапно он начал молить Бога о пуле. Иначе его так же подвесят и обработают.

Один из команды с треском расстегнул застежку шлема и стащил его с головы. Он был молодой, с невыразительным лицом и зачесанными назад длинными волосами.

— Я всегда предпочитаю работать с открытым лицом, — сказал он.

XII

Из «Песен» Диего

Этот город рос, обступая со всех сторон деревню, где я родился, распуская щупальца по всему штату. Куда бы я ни шел, я все равно оказывался снова в Лос-Анджелесе.

В тысяча девятьсот девятнадцатом году моя корридо нагнала меня.

Я продолжал сражаться, убивая владельцев консервных заводов и фруктовых плантаций, которые угнетали мой народ так же жестоко, как любой из патронов в прошлом. На самом деле многие были куда хуже: когда есть избыток рабочей силы, потери вполне допустимы. Если избивали организатора профсоюза или замученная работой семья умирала с голоду, их места жаждала занять очередь других несчастных.

Это был год Великой эпидемии инфлюэнцы. В считаные месяцы болезнь выкосила больше моего народа, чем сумел бы самый жестокий тиран-хозяин за всю свою жизнь. И что мог я поделать? Я не в силах был убить болезнь.

Девяносто лет я убивал врагов моего народа. Но я был один. Смертоносный поток бушевал вокруг меня, и он становился шире и стремительнее. Я понимал, как мало могу сделать, но каждую лунную ночь все равно сражался, убивая снова и снова.

В том году я оставил свой зигзаг на многих шкурах.

Когда созревал виноград, сезонные сборщики объединялись в артели и нанимались на работу. Я был в их числе. Мы переселялись в лачуги, выстроенные возле виноградников, в общие бараки в пригородах.

Во время уборки урожая я нашел у себя под койкой в бараке журнал, оставленный одним из немногих англосов, работавших на виноградниках. Это был еженедельник «All Story», а в нем — третья часть «Проклятия Капистрано», романа Джона Маккалли.[148]

Действие происходило в Старой Калифорнии, которой она никогда не была, автор смешал в одну кучу самые разные времена: время миссионеров, время мексиканского владычества, время «золотой лихорадки». Героем этого идиотского вымысла был дон Диего де ла Вега, молодой дворянин, который напялил на себя маску и стал отступником. Этот защитник добродетели и справедливости называл себя Зорро, Лис. В этом Зорро я уловил отголоски историй Хоакина Мурьеты и Соломона Пико. Но в его знаке, который он элегантно чертил острием клинка, а отнюдь не когтем, я узнал себя.