Письмо было напечатано, подпись под ним тоже.
Диана изучила эти указания и подумала, что утренняя прогулка ей не помешала бы. Отчего бы не воспользоваться возможностью пройтись? Однако ее удивило, что написанное в письме скорее похоже на инструкцию или даже на приказ, нежели на совет.
С чем был связан такой приказной тон, она никак не могла взять в толк. К тому же ее смущало последнее предложение, в котором говорилось о ее сыне. Она попыталась представить себе, какой вид мог открыться ей с близлежащей возвышенности, которым бы мог заинтересоваться Джеффри. Однако это был вопрос, ответ на который она так и не смогла найти.
Она внимательно перечитала письмо еще раз, потом взглянула на телефон и подумала, не связаться ли ей с агентом Мартином и не спросить ли у него напрямую, что он имел в виду. Она снова напомнила себе, почему приехала в Пятьдесят первый штат и кто здесь находится еще.
Диана вернулась на кухню и поставила кофейную чашку в мойку. Потом, не испытывая никаких колебаний, она подошла к кухонному шкафчику, в котором Сьюзен спрятала свой револьвер. Диана вынула его оттуда и, убедившись, что он заряжен, пошла искать свои уличные туфли, в которых обычно ходила на прогулки.
Прошло около двух лет с тех пор, когда Сьюзен могла прикоснуться к брату, поцеловать его или пожать ему руку. Разумеется, она говорила с ним и даже виделась — когда они разговаривали по видеосвязи, и потому вроде бы не чувствовала разлуки, но лишь до того момента, когда небольшой самолет местной авиалинии не пошел на снижение, выпуская шасси и закрылки, и Сьюзен вдруг поняла, что сейчас он встретит их в аэропорту и, наверное, уже ждет их там.
Сьюзен прикрыла глаза.
Она пыталась вспомнить, какие обстоятельства стали причиной того, что они с братом так отдалились друг от друга, но ей это никак не удавалось. Между ними никогда не было ссор или споров, они даже ни разу не повышали друг на друга голоса. Не доводили друг друга до слез. Не было вообще ничего, что могло бы развести их в разные стороны. Но был длительный коварный процесс, в ходе которого между ними, кирпичик за кирпичиком, выросла стена, и кирпичами в ней стали сомнения, а скрепляющим их раствором — одиночество. Когда она попыталась проанализировать свои чувства, ей не удалось прийти ни к чему определенному, кроме спорного предположения, будто отчуждение вызвано тем, что он бросил ее одну на произвол судьбы, да еще на руках с больной матерью.