Умению держать удар дедушка научил Вассу еще в первый год ее пребывания в этом доме. Вот и сейчас, раздираемая бурей чувств от смятения до негодования, внешне девушка старалась выглядеть спокойной. Не задавала вопросов, обычных для семнадцатилетней фьеррины, оказавшейся в схожей ситуации. Старик одобрительно усмехнулся, и, мгновение спустя, продолжил:

— В письме не сказано, за кого тебя прочат, но готовься к тому, что будущий супруг будет навряд ли воплощением девичьих грез, скорее уж таким же старым ревматиком, как и я.

В его словах была доля истины: на подарки судьбы из рук отчима надеяться не приходилось.

— В письме так же сказано, чтобы я отправил тебя в столицу в сопровождении компаньонки, но поскольку её у нас и в помине нет, придаться тебе поехать одной.

— А как же приличия? — подначила дедушку внучка.

— А разве ты их соблюдаешь? — в тон ей ответил Хейроллер.

Так и началась предсвадебная эскапада Вассарии.

Чахлая на вид каурая лошадка проявляла чудеса выносливости, одолевая с завидным упорством до семидесяти лин в день, в то время как породистые рысаки, пройдя это же расстояние (правда, немного быстрее), требовали смены. Довеском к ее седлу и поклаже выступала Васса, мокрая, грязная и злая. От дилижанса, ходившего раз в месяц в сторону столицы, и дамского платья они с дедушкой отказались. Одиноко путешествующая фьеррина — большой искус для мошенников. Да и к сроку, указанному в письме Вассария никак при таком способе путешествия не успевала. Поэтому — мужское седло, порты, заправленные в голенища сапогов, да плащ, подбитый мехом. Последний, укрывавший от мороси, что является предвестником скорой зимы, лип к лошадиному крупу и уже не согревал, насквозь пропитанный влагой. До столицы оставался один дневной переход, и заночевать на этот раз Васса планировала в таверне, что уже виднелась у обочины широкого и многолюдного тракта. Чуть в стороне от нее располагалась небольшая деревенька. Девушка припомнила карту, что рассматривала с утра, кажется, название этого поселения «Старые Параты», что такое эти самые «параты» она не знала, но почему — то это словосочетание прочно ассоциировалось у нее со старыми портками. Уж не знамо почему.

Оставив лошадь у коновязи и кинув монетку расторопному мальцу, зашла, мысленно помянув недобрым словом бывшего хозяина кобылы, удружившего с кличкой животины — Пехота. Причем ни на какие другие эта зараза не отзывалась, разве что на Пёху еще, хотя, справедливости ради, каурая ее оправдывала — плелась по грязным колеям тракта и не вязла.