Эдди Кэрролла не удивило, что Нунана сместили с должности после публикации «Мальчика с пуговицами». Рассказ был построен на образах женской деградации, героиня выписана так, словно она сама стремится к дурному с ней обращению в эмоциональном, сексуальном и духовном плане. Это было нехорошо… однако Джойс Кэрол Оутс писала подобные рассказы для журналов вроде «Дайджеста подлинной литературы Севера» и получала за них премии. По-на-стоящему непростительным литературным грехом здесь был шокирующий финал.

Кэрролл понимал, к чему все идет, — ему было сложно не понять это после того, как он прочел едва ли не десять тысяч «ужастиков» и рассказов о сверхъестественном, — но ему все равно понравилось. Правда, среди литературного сообщества шокирующий финал (не важно, насколько хорошо исполненный) был или признаком инфантилизма, или коммерческим ходом, достойным плохой телепостановки. Читателями же «Дайджеста», как он представлял, были ученые мужи средних лет, люди, которые изучали Гренделя и Эзру Паунда и мечтали в один прекрасный день продать стишок в «Нью-Йоркер». Для них натолкнуться на шокирующий финал в рассказе было сродни тому, чтобы услышать, как балерина шумно выпустит газы во время представления «Лебединого озера», — faux pas[62] настолько чудовищный, что он почти граничил с весельем. Преподаватель Гарольд Нунан либо еще слишком мало просидел в башне из слоновой кости, либо подсознательно надеялся, что кто-нибудь однажды отправит его в отставку. Хотя финал был скорее в духе Джона Карпентера, чем Джона Апдайка, Кэрролл не встречал в сборниках рассказов ничего подобного, во всяком случае за последнее время. На двадцати пяти страницах разворачивалась совершенно натуралистическая история женщины, которую раз за разом понемногу разрушает чувство вины за то, что она осталась в живых. Это чувство усиливалось и из-за мучительных отношений в семье, паршивой работы, борьбы за выживание. Кэрролл уже позабыл, как это — описывать повседневную жизнь в небольшом рассказе. Большинство авторов литературы ужасов не утруждали себя чем-нибудь, кроме изображения дымящегося мяса.

Он поймал себя на том, что мечется по кабинету, слишком взволнованный, чтобы усидеть на месте, держа в руке раскрытый на «Мальчике с пуговицами» журнал. Он заметил свое отражение в оконном стекле за кушеткой, увидел, что улыбается почти неприлично, как будто только что услышал особенно удачный непристойный анекдот.

Кэрроллу было одиннадцать, когда он увидел в орегонском театре «Призраков». Он пришел на представление с кузенами, но, когда огни погасли и тьма поглотила его товарищей, Кэрролл ощутил себя совершенно одиноким, запертым в тесном шкафу, полном его собственных скелетов. По временам ему приходилось собирать в кулак всю свою волю, чтобы не закрыть глаза, однако его внутренности нервно и болезненно сжимались от удовольствия. Когда свет наконец загорелся, его нервные окончания звенели, как будто он на мгновение взялся за находящийся под напряжением медный провод. Это ощущение он намеренно развивал в себе.