Люк над головой захлопнулся, и я оказался в погребе. Чтобы прорваться в подземный коридор, мне пришлось отвалить большую бочку, от которой исходил острый кислый запах огурцов. Оскальзываясь на раскатившемся твердом картофеле, я сделал несколько шагов и остановился. Во-первых, темно — непонятно, что там дальше, а во-вторых, сделалось так узко — и боком не пролезешь. Только земля, ледяная и влажная под рукой, осыпается при движении.
Что делать? Проглотил таблетку, замигала чернота перед глазами, повел рукой по воздуху, пошире стало, но все равно не могу протиснуться. Перед тем как последнюю таблетку проглотить, какое-то время посомневался, но подумал, что другого пути все равно нет. Вторая таблетка помогла: под ногами оказались доски, ход стал просторным, так что голова до потолка не достает. Свет забрезжил, без напряжения стрелочки на стенах разглядеть можно. Правда, прочитать, что под стрелочками написано, я не сумел. Не знаю я немецкого.
По всему похоже, вырыли все это во время последней войны — не могли же французы в тысяча восемьсот двенадцатом году электрический кабель по стене протянуть. Хотя, может быть, немцы только кабель тянули, а вырыли как раз французы. Все равно — абсурд, зачем под деревней ход? Для какой нужды?
«Где же здесь можно наверх выбраться? — размышлял я, тогда как по наклону дощатого пола было видно, что с каждым шагом я ухожу все глубже и глубже под землю. — А может, это в восемнадцатом партизаны-большевики расстарались? А может, и нет здесь выхода наверх? Просто соединительная коммуникация для военных нужд. Может, в конце там вовсе не выход на поверхность, а дверь в глубоко зарытый бункер?»
Сделав еще шагов сто вперед, я все-таки решил возвращаться. Остановился, прислушался. Акустика ломовая. Током воздуха каждый звук приносит. Далеко над головой опять возня, доски трещат. Новая атака началась. Обратно идти? Зазвенело над головой. Крик, и тут же хлопнул выстрел. Я развернулся на месте. В глубине за поворотом — быстрый топот сапог, яркий свет фонариков. Погоню за мной устроили. Ну, сквозь мертвецов прорвусь как-нибудь, что для меня мертвые французы, фашисты, коммунисты? Нечисть, цветная пыль! Назад.
Вынырнув из-за поворота, белый луч фонаря плоским кругом хлестнул по глазам. Секунду я ничего не мог разглядеть, кроме темных движущихся пятен за световым барьером. Кричали, кажется, по-немецки, потом я отчетливо разглядел каски. Они были уже метрах в двадцати от меня. Что-то мелькнуло в воздухе под земляным сводом, чиркнуло по ближайшей каске, фонарик выпал и погас. В рассеянном свете мелькнули острые короткие крылья.