Отчаяние.
– Нет, нет же, Соня! Это неправильно! Перестань!
Малкольм отняла руки от лица и быстро-быстро заговорила:
– «Перестань! Я не хочу!» «Какого дьявола ты лезешь в мою жизнь!» – вот что правильно, Витглиц, черт бы тебя подрал! Вот что! Просто заплачь, слышишь? Заплачь! Нельзя любить всех и быть такой с самой собой! Вот, смотри!
Передо мной вспыхнул экран, понеслись кадры хроники.
Мальчика, включившего мобильный телефон, бьют в ухо – тяжелой перчаткой в броне Белой группы. Его лицо в крови, и я не могу узнать, кто это.
Николь умирает. У нее в сгибе локтя система капельницы, на висках – присоски электродов. В ослепительном свете лампы серебрится ниточка слюны из ее рта.
Митников смотрит немного ниже объектива камеры наблюдения, а за его затылком – ствол. Константин улыбается: для него все почти закончилось.
Анжела Марущак стоит у входа, а за ее плечом…
* * *
– Малкольм, что вы себе позволяете?
Я видела ее глаза, лампы над головой, серый бетонный потолок, видела вскрики детей – малиновые, острые вспышки.
– Встаньте со стола, руки так, чтобы я их видел, – сказал Велкснис.
– Да неужели?
Джоан даже не пошевелилась. Она улыбалась, глядя только на меня.
– Я сказал…
– Я слышала. Это вы слишком много на себя берете. Сначала массовые убийства, теперь помехи работе агента «А».
– Последний раз предупреждаю…
– Велкснис.