На пятом звонке Тэта подошла.

– Никого нет дома.

Это было ее обычное «здрасте». Генри остро захотелось очутиться сейчас у них на кухне за заваленным всяким хламом столом.

– Это царевна Тэтакович из «Орфея»? – невнятно выдохнул он. – Примете звонок от этой скотины, Генри Дюбуа Четвертого?

На том конце повисла тишина.

– Пожалуйста, только не вешай трубку, – едва слышно прошептал он.

– Ген? Где ты? Что случилось?

Генри уставился в деревянный потолок телефонной будки. Слезы рекой побежали у него по щекам. Немедленно прекрати хлюпать, Хэл. Мужчины не плачут. Никогда. Так всегда говорил ему папа. Ну, вот, Генри определенно мужчина, и ему есть до хрена о чем поплакать.

– Луи так и не появился. Я потратил деньги из пианофонда и разозлил тебя, и все это зазря. Тэта, прости меня. Прости меня…

– Ох, Ген, – вздохнула она. – Просто давай жми скорее домой.

Генри рукавом вытер нос.

– Да?

– Да.

– Ты все еще моя самая лучшая в мире девочка?

– Ты от меня так просто не избавишься. Мы семья. Ступай домой.

– О’кей. Иду, – сказал Генри и повесил трубку.

Но сначала нужно было сделать одно дело.

Генри тащился по улицам Нижнего Манхэттена, мимо карантинных плакатов и темных, заколоченных заведений с объявлениями в окнах: ЗАКРЫТО ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ ДЕПАРТАМЕНТА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ ГОРОДА НЬЮ-ЙОРКА.

Он был все еще пьян, когда добрался до Чайнатауна. Квартал стоял пустынный и недобрый в своей неожиданной тишине. В «Чайном доме» практически никого не было, но Генри разглядел внутри Лин. Он помахал ей и жестом попросил выйти в переулок.