Иштван подал ему винтовку, но Йенси остановил его:

– Нет, в другую.

– Но ты же не левша.

– Правая рука у меня повреждена, – ответил Йенси и, отвернувшись, сплюнул кровь.

– Это я тебя так? Прости, брат. Но ничего, Обелиск исправит тебя, вернет прежний вид. Так тебе будет лучше, обещаю.

Йенси кивнул:

– А теперь помоги мне подняться. Только осторожно.

Иштван крепко обхватил его за талию и поставил на ноги. Теперь они стояли рядом, Йенси почти повис на брате.

– Иштван, ты доверяешь мне?

– Да, конечно.

– И ты веришь, что я сделаю как лучше?

– Конечно. Ты всегда так поступал. Всегда заботился обо мне.

– Тогда закрой глаза.

– Зачем?

– Так надо. Верь мне.

Иштван недоуменно поглядел на брата, но все же закрыл глаза.

– Ты мой брат, – прошептал Йенси, медленно поднял винтовку и направил в грудь Иштвана. Руки его дрожали. – Не имеет значения, что ты сделал, что он сделал с тобой. Ты всегда был моим братом. Прости меня.

Он нажал на спусковой крючок, и сгусток плазмы прожег грудь Иштвана, прожег его сердце. Иштван сделал судорожный вдох, широко распахнул изумленные глаза и упал замертво, увлекая за собой Йенси, наваливаясь на него сверху. Йенси лежал, придавленный мертвым телом брата, из которого медленно вытекали кровь и остатки жизни.

В какой-то момент он потерял сознание. Потом очнулся и стал жадно хватать ртом воздух – ему казалось, он задыхается под тяжестью тела Иштвана. Ощущения были ужасные. Так прошли минуты, возможно, часы, и Йенси наконец умудрился выбраться из-под трупа. Он находился в неважном состоянии. Из-за сломанных ребер было тяжело дышать. Одна рука была сломана. Лицо от побоев отекло и онемело. Вероятно, он получил и более серьезные повреждения; внутренние органы постепенно заполнялись кровью и в любой момент могли отказать.