Светлый фон

«Книги бывают разные, сеньор El Stupido[48]», – шепнул Бадди.

«Да, но какие?»

«Откуда мне знать? Давай спи!»

Тишина. Джордж обдумывал услышанное.

«Бадди?»

«Что?» – Голос брата звучал раздраженно.

«А почему тогда мама сказала, что бабушка сама ушла с работы и из церкви?»

«Из-за скелета в шкафу[49], вот почему! Будешь ты спать наконец или нет?»

Но Джордж долго не мог уснуть. Он лежал в кровати, а его взгляд что-то так и притягивало к дверце стенного шкафа, смутно белеющей в темноте, и решал, что будет делать, если дверца вдруг распахнется и там, внутри, окажется скелет с ухмылкой-оскалом из длинных желтых зубов, темными провалами глазниц и ребрами, напоминающими клетку для попугая. А блеклый лунный свет будет скользить по этим костям, придавая им голубоватый оттенок. Что имел в виду Бадди, говоря о скелете в шкафу? И при чем тут книги? Наконец он незаметно для себя провалился в сон, а во сне привиделось, что ему снова шесть и что бабуля тянет к нему белые руки, ищет его слепым взглядом. Приснился и ее пронзительный вибрирующий голос. Она вопрошала: «А где наш малыш, Рут? Почему это он плачет, а? Я всего-навсего хотела затолкать его в шкаф… со скелетом».

Джорджа довольно долго мучили эти вопросы, и вот в конце концов, примерно через месяц после отъезда тети Фло, он подошел к матери и сознался, что подслушал их разговор. К тому времени со скелетом в шкафу он уже разобрался, спросил учительницу миссис Рейденбейчер. Она объяснила, что это идиома, означающая семейный скандал или тайну, и что обычно люди страшно любят обсуждать чужие семейные скандалы и сплетничать. «Как Кора Симард, которая много болтает?» – спросил ее Джордж, и миссис Рейденбейчер как-то странно изменилась в лице, губы ее дрогнули, а потом ответила: «Нехорошо так говорить, Джордж… Но… да, примерно в этом роде».

А когда он задал вопрос маме, лицо ее вдруг окаменело, а руки так и замерли над картами, из которых она раскладывала пасьянс.

«Ты считаешь, что так хорошо поступать, Джордж? Подслушивать с братом чужие разговоры через печную заслонку?»

Джордж, которому было тогда всего девять, потупил глаза.

«Просто мы очень любим тетю Фло, мам. Вот и хотели послушать, о чем она будет говорить».

И это была чистая правда.

«Но кто это придумал? Чья идея? Наверное, Бадди?»

Так оно и было, но Джордж не хотел выдавать брата. Потому что боялся. Боялся того, что может сделать с ним Бадди, узнай, что он проболтался.

«Нет. Моя».

Мама довольно долго молчала, затем снова начала раскладывать карты по столу.

«Пора бы тебе уже, наверное, знать, – заметила она, – что ложь – еще более тяжкий грех, чем подслушивание. И что все мы лгали своим детям, когда речь заходила о бабуле. И боюсь, что и сами себе тоже лгали. Почти все время лгали…» А затем она вдруг заговорила, нервно, страстно, с горечью выплевывая слова, словно они жгли ее. Джорджу даже показалось, что они сейчас сожгут и его, если он не отодвинется. «Только я – совсем другое дело! Мне выпало жить с ней, и я больше не могу позволить себе такую роскошь – лгать!»