— Брат не прошел проверку, его использовать невозможно. По причинам, не имеющим ничего общего со способностями.
— Брат не прошел проверку, его использовать невозможно. По причинам, не имеющим ничего общего со способностями.
— Как и сестру. Да и этот вызывает сомнения. Слишком податлив. Слишком охотно подчиняется воле других людей.
— Как и сестру. Да и этот вызывает сомнения. Слишком податлив. Слишком охотно подчиняется воле других людей.
— Если только эти люди — не враги.
— Если только эти люди — не враги.
— Так что нам делать? Следить, чтобы его все время окружали враги?
— Так что нам делать? Следить, чтобы его все время окружали враги?
— Если потребуется.
— Если потребуется.
— Кажется, ты говорил, тебе нравится этот парень?
— Кажется, ты говорил, тебе нравится этот парень?
— Если он попадет в лапы жукеров… По сравнению с ними я его любимый дядюшка.
— Если он попадет в лапы жукеров… По сравнению с ними я его любимый дядюшка.
— Ладно. В конце концов, мы спасаем мир. Забирай его.
— Ладно. В конце концов, мы спасаем мир. Забирай его.
Женщина-наблюдатель мило улыбнулась, взъерошила ему волосы и сказала:
— Эндрю, по-моему, тебе ужас как надоел этот жуткий монитор. Так вот, у меня хорошие новости. Сегодня ты с ним расстанешься. Мы просто вытащим его. Это будет не больно, ни капельки.
Эндер[1] кивнул. Конечно, это была ложь — про «ни капельки». Но поскольку взрослые врали так всякий раз, когда собирались сделать ему по-настоящему больно, на данное утверждение можно было полагаться как на весьма точное описание ближайшего будущего. Иногда ложь говорит куда больше, чем правда.